Вначале она прошла через сосновый бор на берегу реки, где пахло хвоей и свободой, потом через частный сектор города, где каждый забор выглядел, как насмешка над ее усталостью, и вышла к мосткам через реку. А дальше дорога уходила в гору через огромный луг, который казался бескрайним зеленым океаном. За лугом, далеко впереди, на вершине высокого холма, виднелся лес – ее следующая веха на пути к спасению. Вот туда и шла Илонка, с каждым шагом все больше напоминая отважную амазонку, героиню-путешественницу, или первооткрывательницу новых земель.

Солнце все так же светило в безоблачном небе, дорога вилась через луг, как змея, а вот Илонке уже было не очень комфортно. Комфорт решил взять отпуск, а его место заняло нарастающее жжение. Она поняла, что ее туфли, казавшиеся такими удобными и милыми сегодня утром, начинают нещадно тереть пятки, словно коварные агенты, работающие на врага.

Когда Илонка, обливаясь потом и проклиная обувную промышленность, поднялась на вершину холма, то ее взору открылся очень красивый пейзаж: луг, все еще зеленый, извилистая река неспешно несла свои воды, словно смеясь над ее страданиями, а пятки у Илоны пылали огнем, устраивая адский адреналиновый фейерверк. А ей еще нужно было пройти через темный, как непроглядная ночь, лес, потом еще через один луг и небольшую деревню, и только потом пойдет спуск с горы и внизу железная дорога. И там, за железной дорогой, маячил милый дом, родной дом, как мираж в пустыне.

Через лес Илонка пролетела быстро, почти не дыша, потому что было немного страшно. Лес был темным, высокие ели почти не пропускали свет, превращая дорогу в туннель из теней и шорохов. Но дорога через лес была торная, широкая, и это внушало оптимизм, а заодно и ускоряло шаг, потому что перспектива встретиться с диким кабаном в ее состоянии не очень прельщала. Когда, наконец, Илонка, словно пуля, вылетела из леса и дальше дорога привела ее в деревню, она уже еле шла. Пятки болели нестерпимо, каждый шаг давался с таким трудом, будто ее пятки кто-то жег раскаленным железом. Когда закончилась деревня и дорога вновь вилась через луг, Илонка сбросила ненавистные туфли, эти пыточные инструменты, и пошла босыми ногами по траве, которая казалась спасительным бальзамом и приятно холодила истерзанные ноги. На пятки было страшно смотреть: мозоли превратились в кровавое месиво, достойное фильмов ужасов. По щекам Илонки текли слезы – от боли, от обиды, от осознания тотального фиаско и от того, что ее первый шаг в самостоятельную жизнь оказался просто дном ее страданий. Последний километр пути, к ее ужасу, пришлось вновь идти в туфлях, потому что земля стала слишком колючей. Илонка шла из последних сил, каждый шаг – это был акт чистого мазохизма.

Когда она, наконец, пришла домой, то с огромным удовольствием сбросила ненавистные туфли, со вздохом облегчения швырнув их куда подальше, плюхнулась на диван, словно мешок с картошкой, и разрыдалась горько и отчаянно.

Мама, увидев пятки дочери, глубоко вздохнула, словно вдыхая всю боль мира, и открыла аптечку.

– Горе, ты мое! – сказала мама, качая головой. – Что же ты такое надумала? Семь километров шагать пешком в туфлях! Это же семь кругов ада, а не дорога домой!

Устройство на работу вновь было отложено в долгий ящик. Карьера на заводе была отложена до лучших, точнее, до «заживших» времен. Мозоли заживали долго и мучительно, превратившись в настоящие мини-кратеры. Ничего надеть на израненные пятки Илонка не могла, кроме, разве что, валенок, да и то с осторожностью.

Брат как-то вечером, спустя неделю, заглянул домой, словно только что вернулся из параллельной вселенной, где времени не существует, и поинтересовался, почему Илонка пропала с радаров.