Она смотрела на все это, как на инопланетную технологию, и удивлялась, как люди могут видеть что-то в эти крошечные штучки, да еще и работать с ними.

Потом были инструктажи, бесконечные бумаги, которые Илонка подписывала, не особо вникая в суть, а потом ей выдали спецодежду – белый халат, белый колпак, чтобы волосы не выпадали на секретные микросхемы, а то вдруг они от этого взбесятся, и кожаные тапочки, которые, о чудо, не жали! А еще инженер по технике безопасности, мужчина с лицом, которое, казалось, видело все мыслимые и немыслимые нарушения, предупредил, что на рабочем месте нельзя пользоваться косметикой. «Нарушительниц ждет умывание и лишение премии!» – заявил он, словно это было не предупреждение, а приговор к средневековой пытке. Илонка, которая еще вчера мечтала о карьере кинозвезды, теперь должна была выглядеть как привидение в белом халате, лишенное всякого намека на гламур.

Затем Илонку подвели к одной из женщин, которая выглядела как опытный гуру микросхем, и сказали, что это ее наставница. «Полгода она будет вас обучать, а потом вы будете сдавать экзамен и получите разряд», – прозвучало как приговор к пожизненному обучению. Илонка получила свое рабочее место с микроскопом, паяльником и сварочным приспособлением, которое выглядело, как игрушка из будущего. Теперь Илона стала членом бригады из пяти человек, и это немного грело ей душу. Позже, за обедом, Илона узнала, что три девчонки, такие же, как она, «бедолаги», попали сюда не по своей воле. Галя не поступила в мединститут, Надя – в железнодорожный, Таня – в финансово-экономический. «Значит, не одна я такая, кто не смог покорить вершину образования и оказался на дне, которое, возможно, и золотое, но пока больше похоже на ситалловое,» – подумала Илонка, и это знание, как ни странно, немного облегчило ее участь и успокоило муки совести.

Но отработала Илонка всего лишь три дня. Ровно три дня Илонка осваивала тончайшие нюансы пайки и сварочных работ, училась работать с крохотными диодами и транзистарами, смотреть на них в микроскоп и крепить на платы, согласно чертежам. Три дня она чувствовала себя частью великого и непонятного механизма, где золотые провода и микросхемы были важнее всего на свете. А потом их, молодых, незамужних и, вероятно, совершенно не понимающих, что происходит, отправили в колхоз с «шефской помощью» в сборе морковки. «Шефская помощь» – звучало это так же величественно, как и бессмысленно. «Морковка. Карл, морковка!» – пронеслось в голове у Илонки, когда она осознала, что ее путь к «золотому дну» вновь пролегает через грядки, а не через микроскопы.

Раннее октябрьское утро дышало сыростью и густым, молочным туманом, что обволакивал мир, приглушая звуки и скрывая очертания привычных улиц. Илонка стояла на проходной родного завода, ощущая, как пронизывающий холод просачивается сквозь тонкую ткань её куртки. Рядом с ней, словно верный, но неподъемный спутник, возвышалась необъятная сумка, набитая до отказа: теплая куртка, шапка, несколько свитеров, шерстяные носки, и, конечно же, резиновые сапоги – немые свидетели предстоящей битвы за урожай.

Что такое уборка моркови на бескрайних колхозных полях в октябре, Илонка знала не понаслышке. Для деревенской девчонки, выросшей среди полей и огородов, это было не просто знакомо, это было выгравировано в памяти на уровне мышечной боли и пронизывающего до костей холода. Ехать куда-то ей не хотелось от слова совсем, но, увы, никто её и не спрашивал. Это был не вопрос выбора, а незыблемый закон осени, ежегодный трудовой призыв, от которого нельзя было уклониться. Илонка чувствовала себя пешкой на огромной шахматной доске, которую двигала невидимая рука судьбы.