"Лесопилка, значит", – пробормотал Леон, крепче сжимая руль. – "Надеюсь, они тут не занимаются переработкой… органических отходов". Он бросил взгляд на старую, ржавую табличку, наполовину скрытую плющом: "Кемпинг 'Лесная Сказка'". Иронично. Сказка, должно быть, закончилась очень давно.

Чем глубже он продвигался, тем сильнее сжималось пространство. Деревья стояли так плотно, что фургон едва протискивался между ними, ветки царапали бока, оставляя новые шрамы на и без того потрепанной поверхности. Дорога становилась все уже, превращаясь в колею, а затем и вовсе исчезала под покровом дикой растительности. Леону приходилось ехать медленно, постоянно высматривая препятствия.

Вскоре он заметил первые признаки того, что "сказка" здесь обернулась кошмаром. Полусгнившие палатки, разбросанные кемпинговые стулья, поваленные мангалы – все это было покрыто толстым слоем мха и плесени. И посреди этого безмолвного запустения – тени. Они двигались медленно, неуклюже, но их было слишком много. Целый кемпинг, кишащий зомби.

"Вот же черт!" – Леон выругался. Орда была куда больше, чем он ожидал. Они были повсюду – между деревьев, у заброшенных палаток, возле остатков кострищ. И их стоны, тихие вначале, становились все громче, когда фургон, продираясь сквозь кусты, издал резкий скрип.

"Ну, Курьер, – сказал он сам себе, – похоже, ты попал на закрытую вечеринку. И ты единственный, кто еще жив".

Он понял, что фургон – его единственное спасение. Разворачиваться было негде, а проехать напрямую через орду – безумие. Зомби, привлеченные шумом двигателя, начали медленно, но верно стягиваться к дороге. Он должен был использовать скорость и маневренность.

Леон резко вывернул руль, направляя фургон в сторону небольшой поляны, где, как он надеялся, будет достаточно места для маневра. Он втопил педаль газа в пол. Двигатель взревел, фургон рванул вперед, сбивая с ног первых, самых медленных зомби.

"Держись крепче, старина!" – крикнул он, обращаясь к машине.

Началась безумная гонка на выживание. Леон лавировал между деревьями, объезжал палатки, давил тех зомби, что оказывались на его пути. Скрип металла, хруст костей, утробные рыки – все слилось в единую, ужасающую симфонию. Грязные, гниющие руки стучали по стеклам, оставляя мерзкие следы. Фургон сотрясался от ударов, но держался.

Он видел в зеркале заднего вида, как орда, словно гнилая река, устремилась за ним. Некоторые зомби были быстрее, другие – упорнее. Один из них, с наполовину оторванной челюстью, почти догнал фургон, пытаясь уцепиться за задний бампер. Леон резко вильнул, и зомби, потеряв равновесие, рухнул под колеса.

"Ох, простите, забыл включить поворотник!" – крикнул Леон, его голос звучал на грани смеха и истерики. Это был его защитный механизм, его черный юмор – способ справляться с ужасом.

Наконец, впереди забрезжил просвет – дорога, ведущая обратно на трассу, казалось, была совсем рядом. Он собрал последние силы, выжимая из фургона максимум. Последний рывок, сквозь плотный строй "ходячих", и "Рыдван" вырвался из кемпинга, оставляя за собой лишь облако пыли и отчаянные стоны.

Леон остановил фургон, тяжело дыша. Руки дрожали, но на лице, несмотря на усталость, появилась кривая, саркастичная улыбка. Он выжил. Снова. И его посылка все еще была цела.

"Что ж, – выдохнул он, осматривая новые вмятины и царапины на фургоне. – Кажется, я только что побил рекорд по самой быстрой доставке через зомби-курорт. Надеюсь, Шивон оценит. Иначе я сам стану зомби-курьером".

Глава 7: Прибытие в Тихую Гавань.

Пыль, поднятая «Рыдваном», медленно оседала, когда Леон, наконец, остановил фургон перед массивными воротами «Тихой Гавани». Это было не просто поселение, а скорее небольшой городок, отстроенный из всего, что удалось найти: обломков зданий, старых автомобилей, деревянных поддонов и металлического листа. Стены были высокими и крепкими, с дозорными вышками, на которых стояли вооруженные люди. Над центральной частью поселения возвышался купол из прозрачного пластика, защищающий, видимо, какую-то важную структуру. Воздух здесь был свежее, без городского смрада тлена, смешанный с запахом дыма от костров и готовящейся еды. Чувствовался запах надежды, пусть и хрупкой.