Особенно тяжело ей приходилось весной. Солнце разбрызгивало на лице коричневые точечки, которые сводили ее с ума от злости. Она пыталась отмыть их хозяйственным мылом, терла до тех пор, пока кожа не становилась красной, а веснушки блеклыми, но проходило немного времени, и лицо вновь становилось обычным. К четырнадцати годам к этим мучениям прибавились другие противные странности: что-то случилось с телом; в подмышках и ниже живота стали расти волосы; рука невольно дотрагивалась до противного треугольника между бедрами и отдергивалась мгновенно, как будто обжигалась крапивой. Конечно, Синди опять бралась за зеркальце и разглядывала себя по кусочкам, чтобы увидеть изменения, происходившие с телом, ставшим чужим и враждебным. Соски превратились в твердые бугорки, потом приняли острую форму и стали заметными. Синди пришлось сутулиться, чтобы спрятать их. По вечерам не могла заснуть от странных ощущений внизу живота, прямо там, где уже треугольник стал таким же рыжим, как и волосы на голове.

Некрасивая. Мало страшная, еще и рыжая. Она разглядывала родителей и братьев с сестрами. У матери белое лицо, абсолютно чистое, без единого пятнышка, темные волосы с проблесками седины и глаза коричневого цвета. У отца седая голова, усы и щетина на лице тоже без единого рыжего волоска. Так почему они наградили ее тем, чего у них нет и в помине? Наградили именно ее, братья и сестры родились нормальными и не страдали, как Синди. Кстати, на единственной кровати спали родители, а детей укладывали на пол. Дети кишели перед сном, толкались, щипались и чуть ли не кусались, им не хватало места. Каждый из них хотел определить свою территорию, но границы постоянно нарушались. Да и как они могли отгородить себя, когда все было общим: постель, еда, одежда, которую донашивали друг за другом.

Неопытная. Это определение точно про нее. Даже повзрослев, она не приобрела ни ума, ни опыта. Возможно, это случилось от того, что выросла в нереальном мире, окружив себя книгами и мечтой об иной действительности, не такой, какую видела каждый день, беспросветную и серую. Где приключения, где принцы, где волшебники? Когда она превратится из гадкого утенка в красавицу? Даже мать, порой останавливала свой взгляд на дочери и качала головой, что та уродилась такой не похожей на остальных нормальных детей: «Рыжая еще и конопатая!»

И вот такой, несуразной, некрасивой и неопытной вошла в другую жизнь. Ее словно волной окатило. Молодой человек, очень даже интересный, поглядывал на нее, улыбался и не отводил взгляда от смущавшейся девушки. Как она могла отвернуться от знаков внимания, которые стал ей оказывать юноша, влюбившийся в нее, в такую страшную, некрасивую и несуразную. В школе на нее смотрели как пустое место, и она чувствовала себя не в своей тарелке. Одежда состояла из старых поношенных вещей матери, рюкзак, покупали из вторых рук, учебники выпрашивала у знакомых старшеклассниц. Именно тогда она дала себе зарок, что обязательно выбьется в люди. Не будет она жить как ее родители и те, кто влачил жалкое существование в поселке, населенном разноцветными муравьями. Синди читала и зубрила, учила наизусть и засыпала с учебниками в руках, мечтая выползти из муравейника. Подруги в школе влюблялись в старшеклассников или в своих ровесников, а она не обращала на мальчиков внимания, как и они на нее. Почему-то выбор родителей пал на католическую школу, где правила поведения отличались особой строгостью. Молодой человек встречался ей постоянно. В конце концов они познакомились.

– Саша, – смутилась она, протягивая в ответ руку. Это было имя, которым девочку нарекли родители при рождении.