Сознание Каэла медленно прояснялось, словно туман, рассеиваемый утренним солнцем. Боль в голове постепенно притупилась до глухого гула, и он начал различать детали, которые раньше ускользали от его внимания. Доспехи Словоносцев завораживали своей архаичной красотой – это были не просто средства защиты, а произведения искусства, созданные руками мастеров, для которых каждая пластина была холстом для выражения души народа.

Поверх многослойных длинных туник цвета увядшей листвы, с диагональными складками и поясами в тон, были надеты матовые пластины бледного металла, уложенные внахлёст, как черепица на крыше древнего храма. Броня закрывала грудь, плечи, предплечья и бёдра воинов, но не сковывала движений – каждый элемент был выверен с математической точностью, позволяя Словоносцам двигаться с кошачьей грацией. Цветовая гамма варьировалась от светло-серебристого до тёмно-оливкового – металл не сверкал вызывающе, а словно впитывал свет, делая воинов частью окружающего пейзажа.

Каждая пластина была покрыта мелкой, ювелирной резьбой, которая рассказывала историю целого народа. Даже с неудобного положения на седле Каэл различал сцены великих сражений: всадники воины с выгнутыми в дугу клинками, поднимающиеся над головами в смертельном танце; дымящиеся поля, где решалась судьба династий; столкновения на узких мостах и в горных ущельях, где каждый шаг мог стать последним. По краям пластин шли узоры – повторяющиеся линии и символы, напоминающие письменность, но явно несущие больше ритуальную, чем информационную нагрузку, словно древние заклинания, выкованные в металле.

На головах некоторых воинов красовались шлемы – узкие, вытянутые, без забрала, с тонкими металлическими ободами, спускавшимися к скулам и подчёркивающими суровые черты лиц народа Кай'нао. Другие Словоносцы оставляли головы открытыми, и их тёмные волосы были переплетены с металлическими вставками и украшениями – воины не скрывали лиц, будто подчёркивая, что не боятся смерти и готовы встретить её с открытым взором.

В движении доспехи звучали мягко, не звенели металлическим лязгом, а едва слышно поскрипывали, как старое дерево под ветром. Всё в этих доспехах говорило не о техническом превосходстве, а о древней, кропотливо сохранённой традиции, которая превращала войну в искусство. И всё это выглядело… красиво. Неэффективно по меркам земной военной доктрины, возможно, но красиво настолько, что захватывало дух.

Внезапно из кустарников раздался хищный рык, и Каэл увидел промелькнувшие тени – чёрные силуэты хищников, скользящих между стеблями тростника. Звери были размером с крупную собаку, но двигались с кошачьей грацией, их жёлтые глаза горели голодным огнём в полумраке зарослей.

– Гар'ток! Гар'ток! – закричали воины, и их голоса разнеслись по всей веренице.

Несколько Словоносцев выхватили арбалеты – странные устройства, в которых заряжались по пять стрел одновременно. Щелчки спусковых механизмов слились в единую дробь, и воздух прорезали десятки болтов. Другие воины бросали копья, целясь в мелькающие между стволами тени, а кто-то бил толстыми палками по стеблям тростника, создавая оглушительный грохот, который заставлял хищников отступать в глубину зарослей.

Высоко в небе кружили птицы, похожие на земных орлов, но с более длинными крыльями и странными гребнями на головах. Они наблюдали за происходящим внизу своими острыми глазами, словно древние духи, ведущие счёт душам живых и мёртвых.

Так часами, километрами продвигались по планете Сэко. Каэл висел на седле в окружении длинной вереницы Словоносцев, которую возглавлял главный воин – высокий, статный мужчина с лицом, высеченным из камня временем и войнами. Вдалеке виднелись горные пики, острые, как клинки, вонзившиеся в бледное небо чужого мира.