Когда я принёс ему в изолятор передачку, он прошептал сквозь решётку:
– Не бросай меня, ладно?
Я тогда ещё не знал, что это станет нашим девизом на двадцать лет.
(Первая доза.)
Чердак заброшенного завода пах пылью и железом. Мы сидели на старых ящиках, передавая между собой бутылку "Яги".
– Опять дома скандал? – Даня пинал ногой пустую канистру.
Я показал свежий синяк на плече – отцовский "аргумент" за тройку по химии.
– Хочешь, научу, как всё забывать? – он достал из кармана смятый пакетик с белым порошком. – Волшебная пыль. Одного вдоха – и никакой боли.
Я тогда отказался. Но через неделю, когда отец разбил мне губу за опоздание, я сам пришёл к Дане.
– Откуда это? – я вертел в руках шприц с мутной жидкостью.
Даня расстегнул рубаху, показав следы уколов вдоль вен:
– Костя со стройки даёт. Говорит, в больнице сливает.
– А… а что будет?
– Сначала страшно, – он затянул жгут зубами, – потом – будто тебя нет. Только тепло и тишина.
Я видел, как его зрачки расширяются при этих словах.
– Ты же не…
– Попробуй, не ссы! – он впился пальцами в моё запястье. – Разве тебе не хочется хоть на пять минут стать ангелом?
Мои руки дрожали так, что я трижды ронял шприц.
Его руки были тёплыми и уверенными, когда он водил моими пальцами:
– Вена должна запрыгать… Вот так… Медленно…
Боль была острой и короткой, как укус осы.
Потом…
Сначала – тошнота, потом – будто меня окунули в тёплую ванну
– Ну как? – Даня смотрел на меня, как мать на первенца.
Я не ответил. Просто протянул руку за вторым шприцем.
Даня тряс меня за плечи:
– Слушай, это только по праздникам, понял? Иначе…
Но мы уже знали – назад дороги не будет.
– Передозировка Славки из параллельного класса стала городской новостью, слышал? Говорят, его нашли с улыбкой.
Даня разминал шею.
– С нами такого не случится, – хрипло сказал Даня, вводя себе дозу в шею, потому что руки были уже исколоты.
В этот момент я впервые подумал: "А ведь случится".
(Осень. 2005.)
Тёмный двор. Фонарь мигал, освещая лицо Кости – жёлтые зубы, шрам через бровь.
– Где деньги, сопляк? – он швырнул окурок мне под ноги.
Я вывернул карманы джинс – дыры, крошки табака, чек из аптеки.
– Слышь, я ж не благотворительность! – Костя схватил меня за горло, прижав к мусорному баку. – Ты мне должен уже за три дозы!
Из подъезда выбежала соседка:
– Опять наркоманы! Сейчас милицию вызову!
Костя отпустил меня, плюнув в ноги:
– Завтра принесешь – или твоему другу хана. Понял, падла?
Даня ждал в нашей "штаб-квартире" – затопленном подвале за школой.
– Ну что? – он поднял на меня воспалённые глаза.
Я высыпал на стол:
Золотые серьги матери, папины часы, детскую копилку сестры (разбитую)
– Ты… это… – Даня задыхался от смеха. – У тебя же сестра на эти деньги в лагерь собиралась!
Я схватил его за грязную майку:
– А у тебя есть варианты?! Ты видел, что Костя с теми парнями сделал?!
На его руке был свежий ожог – буква "Д" (долг).
Костя принимал "гостей" в гараже. Вонь бензина, крови и чего-то сладковатого.
– О, наши меценаты! – он разглядывал добычу. – Часы – херня. А вот серёжки…
Его бандит с татуировкой "АУЕ" щупал серьги жирными пальцами:
– Это же твоей мамки, да? – он ухмыльнулся, видя, как я сжимаю кулаки. – Расслабься, пацан. Всё равно скоро сдохнешь.
Костя бросил нам два пакетика в лужу:
– На, собаки. Завтра – вдвое больше.
Даня ползал на коленях, вылавливая драгоценный порошок.
Мы кололись в подъезде лифтовой шахты.
– Чёрт… – Даня вдруг вырвал шприц из вены. – Мы же… мы же реально конченые.
Я смотрел, как кровь капает из его носа на грязный пол.
– Помнишь, ты говорил про Сочи? – я неудачно попытался улыбнуться. – Всё ещё рванём?