Когда я принёс ему в изолятор передачку, он прошептал сквозь решётку:

– Не бросай меня, ладно?

Я тогда ещё не знал, что это станет нашим девизом на двадцать лет.


(Первая доза.)

Чердак заброшенного завода пах пылью и железом. Мы сидели на старых ящиках, передавая между собой бутылку "Яги".

– Опять дома скандал? – Даня пинал ногой пустую канистру.

Я показал свежий синяк на плече – отцовский "аргумент" за тройку по химии.

– Хочешь, научу, как всё забывать? – он достал из кармана смятый пакетик с белым порошком. – Волшебная пыль. Одного вдоха – и никакой боли.

Я тогда отказался. Но через неделю, когда отец разбил мне губу за опоздание, я сам пришёл к Дане.

– Откуда это? – я вертел в руках шприц с мутной жидкостью.

Даня расстегнул рубаху, показав следы уколов вдоль вен:

– Костя со стройки даёт. Говорит, в больнице сливает.

– А… а что будет?

– Сначала страшно, – он затянул жгут зубами, – потом – будто тебя нет. Только тепло и тишина.

Я видел, как его зрачки расширяются при этих словах.

– Ты же не…

– Попробуй, не ссы! – он впился пальцами в моё запястье. – Разве тебе не хочется хоть на пять минут стать ангелом?

Мои руки дрожали так, что я трижды ронял шприц.

Его руки были тёплыми и уверенными, когда он водил моими пальцами:

– Вена должна запрыгать… Вот так… Медленно…

Боль была острой и короткой, как укус осы.

Потом…

Сначала – тошнота, потом – будто меня окунули в тёплую ванну

– Ну как? – Даня смотрел на меня, как мать на первенца.

Я не ответил. Просто протянул руку за вторым шприцем.

Даня тряс меня за плечи:

– Слушай, это только по праздникам, понял? Иначе…

Но мы уже знали – назад дороги не будет.

– Передозировка Славки из параллельного класса стала городской новостью, слышал? Говорят, его нашли с улыбкой.

Даня разминал шею.

– С нами такого не случится, – хрипло сказал Даня, вводя себе дозу в шею, потому что руки были уже исколоты.

В этот момент я впервые подумал: "А ведь случится".

(Осень. 2005.)

Тёмный двор. Фонарь мигал, освещая лицо Кости – жёлтые зубы, шрам через бровь.

– Где деньги, сопляк? – он швырнул окурок мне под ноги.

Я вывернул карманы джинс – дыры, крошки табака, чек из аптеки.

– Слышь, я ж не благотворительность! – Костя схватил меня за горло, прижав к мусорному баку. – Ты мне должен уже за три дозы!

Из подъезда выбежала соседка:

– Опять наркоманы! Сейчас милицию вызову!

Костя отпустил меня, плюнув в ноги:

– Завтра принесешь – или твоему другу хана. Понял, падла?

Даня ждал в нашей "штаб-квартире" – затопленном подвале за школой.

– Ну что? – он поднял на меня воспалённые глаза.

Я высыпал на стол:

Золотые серьги матери, папины часы, детскую копилку сестры (разбитую)

– Ты… это… – Даня задыхался от смеха. – У тебя же сестра на эти деньги в лагерь собиралась!

Я схватил его за грязную майку:

– А у тебя есть варианты?! Ты видел, что Костя с теми парнями сделал?!

На его руке был свежий ожог – буква "Д" (долг).

Костя принимал "гостей" в гараже. Вонь бензина, крови и чего-то сладковатого.

– О, наши меценаты! – он разглядывал добычу. – Часы – херня. А вот серёжки…

Его бандит с татуировкой "АУЕ" щупал серьги жирными пальцами:

– Это же твоей мамки, да? – он ухмыльнулся, видя, как я сжимаю кулаки. – Расслабься, пацан. Всё равно скоро сдохнешь.

Костя бросил нам два пакетика в лужу:

– На, собаки. Завтра – вдвое больше.

Даня ползал на коленях, вылавливая драгоценный порошок.

Мы кололись в подъезде лифтовой шахты.

– Чёрт… – Даня вдруг вырвал шприц из вены. – Мы же… мы же реально конченые.

Я смотрел, как кровь капает из его носа на грязный пол.

– Помнишь, ты говорил про Сочи? – я неудачно попытался улыбнуться. – Всё ещё рванём?