Маленький учитель перестал стучать пальцами по доскам и говорил теперь, не спотыкаясь. Рассказ, и Молчун мог поклясться в этом, был как картинка. Молчун видел однажды на базаре работу рисовальщика. Сначала был просто белый лист. Человек прикасался к нему кисточками, и появлялись деревья, дома, коровы, люди. Человек хотел и его, Молчуна, перенести на бумагу, но не такой он дурак, Молчун. Только его и видели!
Молчуну, лежащему у сарая среди нескончаемых, заполнивших весь ночной воздух цикад, казалось, что маленький учитель взял его за руку и повел за собой.
Поскрипывали старые доски сарая. Кто-то из учителей чертыхался и смачно сплевывал, а Мигель уводил Молчуна в непонятную, пугающую, но влекущую жизнь.
– На одном плече – гитара, а на другом – карабин. Мы пришли дать клятву, свою, особую. А когда встали перед фотографиями погибших в сельве учителей, слов не стало. Сердце у меня билось у самого горла. На одном снимке была девочка. Она не дожила до своего тринадцатилетия один день. Контрас поймали маленькую учительницу на тропе. Я и сейчас помню ее имя. Хочу, чтобы запомнили его и вы – Каролина Исабель Кастро Ларсе. Каролина шла учить грамоте крестьян далекой деревни. Контрас зарубили ее мачете. Я не боялся контрас ни тогда, ни сейчас, но этот не прожитый Каролиной день сбил с ног меня. Мы стояли у портрета и, клянусь кровью Христа, я никогда так не пел. Нам подпевали все. Песня стала нашей клятвой друзьям, себе, Каролине, Сандино.
Рассказ о легендарном Сандино Молчун слышал когда-то от пастухов. Понял он из сказанного не много. Когда-то был такой генерал Сандино, который сражался с гринго за крестьян. Рассказывают, что эти чертовы гринго везде суют свою лапу, у них самих большая богатая страна, но им все мало. Приперлись и в Никарагуа. Больше двадцати лет топтались здесь, думали прокопать канал, соединяющий два океана. Им не дали. И прогнал их тот самый Сандино. Его так и называли – генерал простых людей. Молчун помнил, как светлели лица пастухов, когда они произносили одно имя Сандино. Он тогда чувствовал сладкое трепетное стремление сделать что-то очень хорошее, такое, чтобы и его имя произносили торжественно, с обожанием.
Конец ознакомительного фрагмента.