– Я не смогу носить его, пока не узнаю правду, – она с трудом сглотнула, рука ее дрожала.

Юноша крепко сжал челюсти. Ему хотелось разнести тут все, в этой дурацкой комнате с обоями в цветочек: перебить картинки с котятами и пейзажами, перевернуть здоровенное кресло, в котором они в обнимку провели столько часов… Руслан схватил чашку и швырнул ее через всю комнату. Брызнули осколки, пятно горячего чая задымилось на светлой стене.

– А знаешь что? Ты права. Правда важнее, – повернулся к выходу он. – Важнее доверия, – юноша оседлал подоконник, но перед тем, как прыгнуть вниз, обернулся и зло прищурил глаза:

– Иван всегда был против наших отношений, что ж, пусть так, но у него получилось нас разлучить.

Похороны назначили через день. Тело Ивана омыли, достали из него гарпун и приготовили к сожжению. Вёска пребывала в унынии: много лет в ней не случалось похожих трагедий да в столь короткий срок. Но не все печалились по поводу смерти Ивана. В вёске оставались люди, считавшие, что он получил по заслугам. И хотя Юра Дудков отпустил грехи главе Капустиных, над берегом реки плыл шепоток: мол, не стоило хоронить Ивана как христианина.

Плот, вспыхнул, как факел, его подхватило течением, и скоро он скрылся из виду. Бахнули в небе поминальные огни.

Женя, молчавшая всю службу и не проронившая ни слезинки, вдруг заговорила тихо и зло:

– Я знаю, кто убил моего отца.

У Петровского дернулось сердце, спина покрылась испариной.

– Его убил один из Дудковых. Да, Константин Прокофьич умер, но это был несчастный случай и вы даже не попытались простить отца! Удар в спину – это подло как для мужчины, так и для женщины!

– Что ты несешь, пигалица? – возмутилась Анна.

– Я говорю о справедливости, а вот вы несете раздор вместе со своим братом! И да, я думаю, моего отца убили с вашей подачи!

– Ах ты дрянь! – Анна влепила девушке пощечину, на что та, как дикий звереныш, вцепилась когтями в лицо женщины, располосовав той щеку.

Руслан даже не дернулся, холодно наблюдая за происходящим, и тогда разнимать драку бросился Федор Саврасов, с трудом втискиваясь между женщинами и заслоняя девушку от Анны:

– Назад. Не трожь ребенка. Кто-то из вас убил Ивана, но война – это не дело, не решение. И не над его могилой. Расходимся, – мужчина махнул своим.

– Вы оставили вёску без Головы, горите в аду! Я вас ненавижу всех! – кричала девушка, брыкаясь, пока ее оттаскивали от реки.

Дудковы долго не расходились с места похорон. И со стороны реки все это время доносился недовольный гул.

Огородами Ксения Павленко пробиралась к дому Жени: не дай боже, увидит кто-то из своих после устроенного девчонкой спектакля. Дверь женщине открыла подруга Света.

– Как она?

– В прострации, – коротко ответила та и вернулась на кухню, в которой хозяйничала.

Ксения заглянула в комнату: Женя свернулась в кресле и будто бы спала.

– Ты спишь? – уточнила на всякий случай.

– Я вас ненавижу, – глухо раздалось из кресла.

– Жень, это же я. Ты не слушай Анну, не обращай на нее внимания, она и сестра-то строптивая, а уж вдова… – Ксения присела возле кресла и начала поглаживать голову девушки. – Мне жаль Ивана, нельзя было устраивать над ним самосуд, поступить так мог только подлец.

– Это был несчастный случай! Мой отец не убийца! Не за что его было судить!

– Знаю, знаю, зайка… Но и ты не должна была говорить всех этих слов на похоронах, вместе мы вероятней отыскали бы преступника.

– Это Руслан и сестра твоя!

– Нельзя обвинять без доказательств, Женя! Ты смертельно обидела их своими подозрениями! А ведь они могли бы стать твоими союзниками. Тебе надо быть сильной, не отталкивай помощь, когда ее предлагают.