Я всё помню, но жевать и беседовать одновременно – дурной тон.

– Потом я тебя домой принесла, и ты уже через день вёл себя так, будто всегда со мной жил и вообще это ты здесь хозяин, – запихнув в себя последний кусочек, пыталась смеяться набитым ртом Маша.

– Хозяин здесь я, – подтвердил я версию Маши. – Хорошо, что ты это понимаешь.

– Тортик я на работу отнесу. Отпразднуем с девочками наш с тобой праздник. А про свидание пока говорить им не буду. Чтоб не сглазили! – сказала это и поплевала на кафель в кухне через левое плечо Маша. – Они всегда напрягаются, когда у меня мужчина появляется.

– Я тоже напрягаюсь, – сообщил я Маше. – Давай подробности: что за мужчина, кто такой, как звать, надеюсь, в гости сегодня не приведешь? У нас же праздник! Хоть ты и перепутала месяцы, но всё равно, сегодня мы должны быть только вдвоем!

Маша сделала вид, что не услышала меня или не поняла, завязала коробку с тортиком, потанцевала со мной по кухне, потом усадила смотреть с ней передачу «Взвешенные и счастливые», вынуждала меня переживать за участников. Интересное у неё представление об идеальном времени вместе в день рождения кота. Но я так хорошо позавтракал, что сопротивляться не было никакого желания.

Лучше сомнительно счастливые взвешенные, чем новая порция танцев с Машей. Потом она заметила часы, стрелки на них, долго мысленным усилием пыталась перевести эти стрелки хотя бы на полчаса назад, спешно переоделась, взяла зонтик и ушла на работу.

Ушла, захлопнула дверь, оставив меня одного. В такой день. Эх, Маша, Маша…

Даже не так обидно, что она месяцем ошиблась. Мы уже два года и два месяца с ней вместе.

У неё есть одна причуда. Она настенные календари не покупает. У неё один и тот же висит из года в год.

Картинки сменяются, а перечень циферок внизу она на принтере распечатывает и скрепками к уже существующему листу цепляет. Та картинка, которая была на календаре во времена нашего знакомства, уже закрыта двумя другими. На той был странный пейзаж с горами, а внизу пририсована морда кота. Её нарисовал прямо на календаре Машин племянник, который приходил в гости. Это он с меня рисовал. Поэтому Маша теперь этот календарь выбросить не может.

А сейчас на календаре какой-то морской или океанический берег. Но не теплый, а такой, неуютный, серо-черный, графичный слишком.

Но не это обидно, а то, что Маша ушла.

Всё, в следующую прогулку уйду я. Свободу котам! Свободу! Пойду пока Машину кожаную куртку погрызу, раз она так приглашательно её в прихожей бросила. Могла ведь на плечики в шкаф повесить? Могла. Могла на сегодня свидание не назначать? Могла.

Жизнь человека – это постоянный выбор. А у меня выбора нет – придется грызть куртку.

Сам себя не узнаю. У меня было твердое намерение погрызть Машину кожаную куртку. В отместку за то, что она оставила меня одного и променяла на какого-то двуногого. Я был полон решимости. Но когда подошёл к куртке и обнюхал её, вдруг вспомнил, как Маша кутала меня именно в эту куртку, когда мы ехали от ветеринара. Меня тогда впервые рвало фикусом, Маша очень испугалась, помчалась к врачу. Потом мы долго ждали автобус на остановке, я сильно дрожал. Мне всё не нравилось. На улице было темно и холодно: люди вокруг были тепло одеты, а Маша сняла свою куртку и обняла ею меня. Мне вдруг стало спокойно и хорошо.

И вот стою я в прихожей, а сам будто снова там, на остановке.

Я не смог. Я ушёл.

Думал чашку со стола на пол уронить. Тоже не смог. Совсем распустился. Наверное, они что-то в корм добавляют, от чего коты волю теряют.

Почти весь день я проспал. Потом послонялся по квартире и проспал весь вечер. А ночью я проснулся.