Мы кое-как поднялись, потирая ушибленные места, и, не сговариваясь, побрели к лестнице. Там, на пороге мимо меня пробежал маленький рыжий таракан, и я непроизвольно зажала рот рукой.

Нинкин взгляд тоже проводил мелкую тварь, и она бесцветным тоном сказала:

– Идем. Поговорим по дороге.

Никогда прежде мы с ней не разговаривали о чем-то личном. Нинка стала изгоем почти с первого дня в новом классе. После того как наябедничала, что Алина списывает. Тогда и Алине, и Тане-Танку поставили по «паре», но злость обеих обратилась не друг к другу, а упала черной сетью на Нинку.

С тех пор мало что изменилось.

Мне Нинка не мешала: я не списывала, а мои ошибки даром никому не сдались. Но говорить нам было не о чем, да и не хотелось мне демонстративно идти против всего класса. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Пал Палыча видно не было, но в его подсобке ревел телевизор в унисон с раскатистым храпом. Мы с Нинкой незаметно выскочили из школы и побрели к спортивной площадке, где можно было посидеть и поговорить наедине.

– Значит, ты тоже встретила ЭТО? – произнесла Нинка, когда мы подошли к сетке, которая окружала спортивную площадку.

– Сегодня, – призналась я, содрогнувшись от воспоминаний. – Что ЭТО такое?

– Не знаю, – Нинка нахмурилась. – Но только я ЕГО в туалете сегодня в первый раз увидела, когда из медпункта шла. Они там везде сидели, веришь? Везде! И смотрели так, словно решали, что со мной сделать, как будто у них один разум на всех. У тараканов, смешно, да? Думала рассказать кому, но кто поверит?

– Я, – у меня защемило в груди. – Я тебе поверю.

– Теперь-то понятное дело. А до того, как сама увидела? Вот-вот. Тем более МНЕ. Чтобы кто-то поверил МНЕ, должно небо на землю грохнуться.

– Ну, не настолько, – меня неожиданно взяла досада. – Тебе как раз верят. И в этом проблема…

– Думаешь, я специально? – Нинка серьезно взглянула на меня. – Думаешь, мне нравится стучать?

Я ошеломленно на нее уставилась. Она говорила так зло и так горячо одновременно, что мне и жалко ее стало, и как-то противно.

– Если не нравится, то зачем тогда стучишь? – недоумевала я.

Она отвернулась, будто боялась, что я считаю правду по глазам. А затем тихо-тихо, едва слышно спросила:

– Мороз, а у тебя есть тайна, которая может сломать твою жизнь?

Ответить я не успела.

На площадку высыпала стайка девчонок – все, как одна, в капюшонах. Их смех долетал до нас, и я поняла, зачем они здесь собрались.

Нинка, завидев их, остановилась как вкопанная, будто стаю бродячих собак встретила. Площадку огораживала мелкая сетка, и выхода было всего два: вернуться назад, пройдя с половину футбольного поля, или добраться до калитки за маленьким отрядом Алины. Нинка инстинктивно отступила на шаг.

Отряд двинулся на нас.

Я стояла на месте и ждала. Никакого конкретного плана у меня не было: может, позвать на помощь, а может, самой врезать Алине так, чтобы всю спесь из нее выбить. Пусть на секцию бокса я отходила всего три месяца, но это все равно больше, чем у Алины и ее подружек.

Тем временем «банда» выстроилась полукругом, так что я могла заглянуть Алине в глаза и вспомнить, как она цедила: «Откуда бабки?»

Сейчас ты узнаешь откуда.

– Семеро на двоих? – громко крикнула я, предпочитая нападение защите. – А не страшно?

Таня-Танк опешила, глаза у нее расширились и в них ясно читалось: «Мороз, ты совсем рехнулась! Беги отсюда!»

Но я уже решила стоять насмерть.

– Вы посмотрите, кто пришел, – нараспев протянула Алина, надменно глядя на нас сверху вниз. – У тебя, Мороз, весеннее обострение, что ли? Давай, скажи, в чем дело, и мы тебя не тронем.