Я постучала, мысленно уже покидая школу. Никаких шагов. Но появился другой звук.

Тихое шебуршание.

В замке двери была круглая замочная скважина. Мне не хотелось в нее заглядывать, все внутри протестовало, сердце маршировало в груди, но я все равно нагнулась и заглянула внутрь.

Сперва мне показалось, что изнутри вставлен ключ, однако темнота была не кромешной. Я вглядывалась в нее пристально, до рези в глазах, пытаясь привыкнуть к мраку, но тщетно. Возможно, там ничего и не было, просто пустота, безвредная, логичная, даже успокаивающая.

А потом в ней что-то зашевелилось, и чья-то хитиновая лапка царапнула мой глаз, приставленный к скважине.

Я заорала так, как не орала, даже когда на меня однажды бросилась бешеная собака. Страх и брезгливость толкнули меня в грудь с такой силой, что я приземлилась на пятую точку и крабом поползла назад. Из скважины на бежевый линолеум выпал таракан – точно такой, как тот, что испортил мою ватрушку. Он проворно побежал ко мне, а следом один за другим его братья повалились из скважины и полезли сквозь щель под дверью. И это полчище шло на меня ровными, как по линейке выстроенными рядами. Они не спешили, но приближались очень быстро, а за спиной у меня белела стена, и чтобы сбежать, мне пришлось бы раздавить их растущую армию.

На ногах у меня были кеды на толстой рифленой подошве – они казались достаточно прочными, но море тараканов разрослось настолько, что они шли волнами и продолжали сыпаться из замочной скважины, как если бы кабинет кишел бы этими тварями до самого потолка. Я набрала воздуха в грудь и приготовилась бежать по хрустящему месиву. Но едва моя нога рухнула на их усатые головы, размазывая хитиновые тельца по линолеуму, они кинулись врассыпную. Я почувствовала копошение возле лодыжки: десяток-другой мерзких тварей заползли в ботинок и щекотали сквозь носок.

Я бросилась наутек.

Силясь не обращать внимания на зуд в лодыжках, я неслась по коридору, думая лишь о том, как выбраться из школы, напрочь забыв о Михал Саныче и о том, что он, возможно, заперт или уже съеден рыжей ордой. Лишь на мгновение я обернулась, чтобы оценить, далеко ли мне удалось оторваться от преследования, и тут же смачно врезалась во что-то костлявое, ойкнувшее и упавшее рядом со мной.

Из глаз у меня посыпались белые звезды, я схватилась за лоб и только тогда сквозь слезы увидела Нинку: она тоже терла голову и растерянно смотрела по сторонам, будто до сих пор не поняла, откуда пришелся удар.

– Нино! – воскликнула я, и в висках у меня зазвенело.

– Мороз? – Нинка прищурилась. – А ты здесь что забыла?

Что я должна была ответить? Уж точно не правду. Зуд в ногах прошел, и на мгновение я почти поверила, что мне все привиделось. В ботинках моих больше никто не копошился, и нигде вокруг не было заметно ни одного таракана.

Но не могла же я все это придумать?

– Хотела домашку Санычу сдать, а его нет, – объяснила я, поскольку Нинка все еще таращилась на меня в ожидании ответа.

В ее бледно-серых глазах мелькнул страх. Но чего она испугалась? Что я сдам ее Алине?

– Он ушел, – пояснила Нинка, имея в виду Саныча. – Я… тоже его искала. Но не застала.

Глаза ее говорили что-то еще, что-то, что нельзя было произносить вслух. Я заметила, как ярко проступили веснушки на ее белом от страха лице, и тогда мне подумалось: а если она тоже видела? Если она…

– Слушай, Нино, – начала я решительно, – а почему ты сегодня?..

– Тсс, – она приложила палец к губам. – Не здесь. Здесь нельзя. ЭТО услышит.

Видимо, в моих глазах еще светился тот ужас, от которого я бежала по коридору, ничего не видя. И Нинка знала, ЧТО я видела. Потому что она тоже столкнулась с ЭТИМ.