Среди ветвей проступил почерневший от старости сруб, ведьмин дом. Стелящийся с холма туман делал землю неотличимой от пасмурного неба. Дом казался чудны́м пресс-папье, пригвоздившим облако.

Остановившись посреди дороги, Клим с Лукой бросили «Лэнд крузер», не озаботившись даже захлопнуть двери.

– Иди первым, – нарушил молчание отчим. – Покажешь, где подобрал справку.

– Окей, только ступай аккуратней. Там много битого стекла.

Клим зажёг фонарик и двинулся по пустому затхлому коридору. Вчера, когда он в одиночку шёл здесь, и половицы ныли под ногами, страх его почти одолел. Лишь мысли о запертой в промозглом подвале сестре помогли побороть призраков ведьминого дома. Сегодня Клим не боялся. Теперь он знал: опаснейшим из обитателей дома был зек. Человек из плоти и крови, в отличие от давно почившей ведьмы. А на всё живое – управа смерть. Этому Тихону Волкову не поздоровится, если он хоть пальцем Марину тронул.

Справку об освобождении Волкова, отсидевшего за разбой, Клим нашёл в дальней комнате, где стояла печь. Там-то зек и обустроился: разжился стулом, погрызенным столиком, чайником и топором. Где он спал, оставалось неясным. Клим решил, что наверху, хоть и не знал, можно ли туда попасть.

Со вчерашнего дня в печной комнате ничего не изменилось. Чуть толкнув плечом перегородившего проход Клима, Лука встал в центре и принялся бродить лучом фонаря по углам, высвечивая скопившийся там после подростковых посиделок мусор.

– Он ведь не беглый. Почему не поселился в городе? – заговорил отчим, толком не обращаясь к Климу. – На комбинат взяли бы и судимого, выдали бы жильё… Псих. Ни один нормальный человек так жить не станет. Чёртов псих… Наверняка он следил за ней, выжидал момент.

– Мы вернём Марину домой, – процедил Клим; его трясло. – Живой.

Клянусь, мысленно добавил он и вылетел из комнаты.

В круге фонарика перед ним замелькал покрытый землёй дощатый пол, расписанные маркерами стены, обломки старой мебели, по которым уже и не угадать, чем они были. Клим едва различал, как передвигал ногами. Его несла ярость. Впереди промелькнул серебряный силуэт сердца с надписью «ТЫ ПРИНЯТ», и из-за полустенка выглянула лестница на чердак. Вчера её здесь не было.

Тут живёт не ведьма, а зек. Он возвращался ночью, напомнил себе Клим, когда у него засосало под ложечкой. Набрав в лёгкие воздуха, он полез наверх.

Там нашлось спальное место Тихона. Под треугольником крыши, у печной трубы, громоздилась стопка тонких рябых матрасов. Бельё на импровизированной постели переворошили: простынь стянута, одеяло сбито в ком. На полу лежал напоминающий оленьи рога подсвечник, а рядом потёртое «Преступление и наказание» с заложенным на последней главе календариком. Чуть дальше стояли переполненная пепельница и эмалированная тарелка, какая имелась, наверное, в доме у каждого. По крайней мере, Клим хорошо помнил, как в детстве ел именно из такой и у себя, и у друзей.

В углу меж полом и крышей валялась запылившаяся, насквозь прокуренная куртка. Клим бездумно обыскал карманы: ничего, кроме комка постиранной бумаги.

– Это же Маринина ветровка! – раздался душераздирающий вопль отчима из-за спины. – Она потеряла её в начале июня! Псих… этот псих украл её… А потом увёз мою девочку… – По его круглым щекам полились слёзы, но он и не думал их утирать. – Увёз… Увёз… Права Лима… – Лука забрал куртку и принялся рассматривать её слепыми от слёз глазами.

Клим попытался вразумить его, отвлечь от наваждения.

– Ты что, уверовал в мамин сон? – Со злостью ему совладать не удалось, и та просочилась и в тон, и в сами слова. – Тоже будешь твердить, что Марину похитил человек с зелёными пальцами? Мама не экстрасенс. Это чушь! Только время на эти бредни потратим.