Парень уже двинулся к телу, но Шестнадцатый жестом приказал ему остановиться.

– Иди домой и вызови сюда скорую и полицию, – скомандовал он. – Ты не под подозрением, и тебе незачем это видеть.

Молча кивнув, тот зашагал прочь. Сначала неуверенно, постоянно оборачиваясь то ли на Шестнадцатого, то ли в попытке всё же взглянуть на убитого, затем быстрее, а потом и вовсе побежал.

Трусость и любопытство в одном флаконе. Интересный персонаж.

Оставшись в одиночестве, Шестнадцатый вновь взялся за фотоаппарат. В объективе появилось изувеченное, сплюснутое лицо мертвеца, к которому прилипли мокрые пряди чёрных с проседью волос. Его били чем-то тупым и тяжёлым, вроде металлического ящика или бетонного блока. Вспышка на миг залила бурое месиво белым, и Шестнадцатый двинулся дальше.

Следующий кадр сфокусировался на заношенной фланелевой рубашке с едва различимыми разводами крови. Застёгнута всего пара пуговиц. Половина остальных оторвана. На рукавах выделялись пятна зелёной краски. Рубашка явно была домашняя. Неужели его убили в собственном доме? Или выманили во двор? Например, на соседскую встречу.

Оголив торс покойного, Шестнадцатый непроизвольно сглотнул. Ярко-малиновые полосы хаотично рассекали живот. Подсвеченные вспышкой порезы напоминали расползающихся кто куда дождевых червей. Преступник нанёс более двух дюжин ножевых ранений. Он злился.

Чуть выше, на груди, было вырезано нечто наподобие трискелиона1. Символ вряд ли означал ритуальный подтекст. Скорее, просто служил меткой или, опять же, посланием… Впрочем, Шестнадцатый торопился с выводами.

Светлые джинсы с масляными пятнами не представляли ничего интересного. Шестнадцатый на всякий случай сделал пару снимков и приступил к осмотру рук. Вспышка по очереди запечатлела широкие кисти, привыкшие к труду. На левом мизинце тускло поблёскивало простенькое золотое кольцо. Обручальное, и, судя по размеру, женское. Разведённый мужчина не стал бы носить кольцо бывшей. Значит, вдовец. На правой руке, у основания большого пальца, был старый, почти затянувшийся укус. Пунктирные полоски на тыльной стороне образовывали ровный месяц, а на ладони шли ломаной дугой: след человеческих зубов с кривыми нижними резцами.

Для сравнения Шестнадцатый стянул перчатку и укусил себя ровно в том же месте. След от зубов оказался не сильно шире. Укусил покойника не ребёнок. Возможно, подросток или невысокая женщина. Хотя Шестнадцатый не мог представить, чтобы так поступил кото-то старше десяти.

В объективе показались раскинутые ноги жертвы: одна в чёрном носке, другая – босая. Вероятно, второй носок сполз, когда тело переносили. Это подтверждало теорию об убийстве в доме или где-то поблизости, куда жертва могла выйти, скажем, в тапочках.

Отложив фотоаппарат, Шестнадцатый обыскал карманы. В джинсах обнаружились связка из двух ключей и сложенный в несколько раз линованный листок. На ключах болтался брелок: крохотное сердечко из бирюзы на верёвочке. Ничего подобного взрослый мужчина сам не купил бы. Вероятно, это подарок от дочки. Как и укус.

В голове Шестнадцатого сформировался образ покойного: отец-одиночка, который заново учился общаться с упрямой дочкой-подростком после гибели жены. Печальная история.

Когда ключи с брелоком отправились в пакет, Шестнадцатый аккуратно развернул промокший тетрадный лист. К счастью, чернила не потекли. Размашистым и кудрявым, словно завитки колючей проволоки, почерком было написано:

верёвка

стяжки

противовоспалительные?

перекись

клёпки

Список был перечёркнут крест-накрест другой ручкой с более тёмными чернилами. Ниже, в углу, той же ручкой значилась приписка: