Видимо, не только они.

– Ты что же, не помнишь меня? – удивился мужчина, победив шнурки и выпрямившись во весь рост. В нем было больше двух метров – и весил он, наверное, вдвое больше меня.

– Я же Арчибальд! Дядя Арчик! Я катал тебя на ослике, помнишь?!

– Эээ…

«Ещё один носитель странного имени. Вот чем думали его родители?»

Я смутно припомнил какого-то осла, поля подсолнухов и почему-то ручного медведя – но к дяде Арчику все эти ассоциации меня никак не приблизили.

– Я помню только подсолнухи, – честно сказал я:

– И немножко осла…

Великан заулыбался.

– Этих да, их не забыть. Они тебе понарассказывали тогда на радостях море всякой всячины, ты был в полном восторге! Сколько тебе лет-то было тогда, пять? А как ты всё время просил меня станцевать, помнишь? Эх, Кай, малыш! Какой большой ты стал…

Я не успел ответить «нет, не помню» – улыбающийся гигант сжал меня в объятиях; Тревор скакал вокруг нас и подскуливал – от счастья? Впрочем, мне показалось, что он, скорее, пытался привлечь внимание Арчибальда.

– Сильвер, братишка! Ты тоже рад, что Кай снова с нами? – Арчибальд сгреб в кучу и мою собаку – и смачно расцеловал сеттера прямо в морду.

– Это Тревор, – поправил я:

– Пёс моего покойного отца…

– Тревор? – озабоченно переспросил Арчибальд, явно растерявшись. Тревор тявкнул на него, словно сердясь.

– Ты перепутал, уважаемый! – раздался сзади звонкий знакомый голос.

Я обернулся, ожидая увидеть злобную старушку из домика. И поперхнулся дежурным «добрый вечер» – напротив стояла худенькая девчонка моложе меня на добрый десяток лет. Зеленые глазищи. Рыжие, почти красные волосы. Немного веснушек на светлой коже, неожиданно темные брови.

– Я перепутал?! – повторил Арчибальд:

– Но, Ида…

– Повторяю: ты перепутал кличку собаки. Это Тревор, чего непонятного? А ты не ко мне ли шел, Арчи? С таким-то мешком счастья…

У великана и вправду был при себе мешок, в котором что-то шевелилось.

– Да, да! Я уезжал и не зашел к тебе на Самайн, вот, только вернулся с новенькими… – великан был явно рад сменить тему. Но, судя по ответному взгляду Иды, лучше не стало.

– Вы тут отмечаете Самайн?! – признаться, я удивился популярности кельтского праздника урожая на Западной улице. Моя Доминика любила все эти скандинавские верования. Вот кто смог бы поддержать разговор о Самайне – и даже объяснить тонкую разницу между ним и Хеллоуином!

Но Доминика грела свою нежную оливковую кожу где-то на юге Италии – а я стоял в снегу и грязи на Западной улице.

– Кто же не отмечает Самайн?! – изумленно спросил дядя Арчик.

Из сумки на плече Иды высунулась серая желтоглазая кошка и сердито мяукнула. Глаза её вспыхнули оранжевым огнем – и говорливый Арчибальд тут же умолк.

– Люди не отмечают. По крайней мере, здесь. Не следует лезть в чужие дела, особенно в дела королей, – сказала Ида, твердо беря великана под руку:

– Пойдем, Арчибальд. Мы состоим в обществе любителей исторических реконструкций, Кай. Поэтому иногда чудим. Пока, хорошего тебе вечера. До свидания, собака Тревор!

Они сделали буквально несколько шагов – и тут фонарь на трансформаторной будке подло потух, погрузив нижнюю часть Западной улицы по тьму. Тревор заскулил и потянул поводок: айда домой! Что ж – я был только рад…

Я пришел домой, помыл псу лапы и пузо, вытер. Мама уже спала. Рядом с фотоальбомом на столе лежал ещё один альбом – как оказалось, с моими детскими рисунками. Видимо, мама достала его, пока я гулял. Я открыл его и стал перебирать слегка пожелтевшие листы.

Как я уже рассказывал, со мной в детстве занимались решительно всем – в том числе, к нам приходили на дом преподаватели-художники, поскольку родители считали меня одаренным. Возможно, у меня и вправду когда-то был талант: рисунки оказались яркими, красочными, с большим количеством деталей. Один из них привлек моё внимания обилием желтого цвета – на нем было изображено поле подсолнухов с улыбающимися физиономиями в сердцевинах. Мужчина с длинными серыми волосами вел в поводу осла – то, что это ослик, а не пони, было понятно по форме ушей. На ослике верхом сидела какая-то кракозябра, а рядом шло нечто коричневое и лохматое. Я перевернул лист.