Я пришел в школу, не увидев ни одного мультфильма, которые мои сверстники знали наизусть. Я разговаривал языком, которым пишут книги – точнее, писали в незапамятные времена. Сейчас мне двадцать девять, и я до сих пор чувствую себя нелепо в пуховике и шапке, зато умею лихо носить костюм-тройку и плащ со шляпой, словно герой фильмов пятидесятых годов прошлого века. Я знаю кучу бесполезной в кругу сверстников информации – и всегда боюсь ляпнуть лишнего. Однокурсники говорили мне «эй, гугл» – и спрашивали, не аутист ли я.

Я боролся со всем этим, как мог – на моем теле одиннадцать татуировок, я носил ирокез, длинные волосы и даже ходил бритоголовым. Сейчас я выгляжу вполне заурядно – и также себя чувствую. Мне комфортно быть заурядным.

– А знаешь, почему того пса звали «Серебряным»? – неожиданно спросила мама, войдя в мою комнату – как обычно, без стука.

– Я вдруг вспомнила. Аделаида говорила, что он натаскан на вампиров, а они боятся серебра! – мама вдруг даже захихикала, словно девочка:

– Представляешь, старая Аделаида верила в вампиров! В наше-то время…

«Кажется, мама и впрямь оживает…»

– Вампиры, да. Хочешь, посмотрим с тобой сериал про вампиров? Называется «Сумерки». Ты же не видела? – я попытался перевести разговор в сторону развлечений. Просмотр сериала с сыном – отличное развлечение для пожилой женщины, ведь так?

– Может, и не зря верила, – продолжала мама:

– Когда её нашли, у нее было перерезано горло. И я слышала сплетню, что оно было даже перегрызено, представляешь? Все лицо было изуродовано, ее опознали по одежде. Страшная смерть…

Я всё-таки включил «Сумерки». Но Тревор стал лаять – и, пока я не выключил, он лаял и лаял, скалил зубы, рычал. Да и мама не особо следила за происходящим на экране – мысли ее где-то витали – полагаю, в далеком прошлом.

– Я выйду с ним, пусть побегает и успокоится!

Времени было около одиннадцати часов вечера.

– Тогда возьми ключ, я лягу, – ответила мама:

– И надень шарф и шапку. И непременно перчатки! Ты в кальсонах?

– Да. И носки шерстяные тоже надену, ага. Ложись, мам.

Я вышел из переулка на Западную улицу и отправился вниз, к трансформаторной будке. Странное предчувствие томило меня и одновременно настораживало. Впрочем, на фоне однообразия последних дней я даже был этому рад.

На Западной улице всего-то шесть фонарей. Иногда (а если честно, почти всегда) часть из них не горит. В эту ночь почему-то погасли все, кроме двух. Один горел прямо у выхода из моего переулка, второй, последний – в самом конце улицы. Забавно, но он был закреплен как раз на трансформаторной будке – и обычно как раз не горел именно он.

Подтаяло. Снег под ногами неотвратимо превращался в мерзкое коричневое месиво. Тревор шел, брезгливо поднимая лапы – но было видно, что пёс рад прогулке: его хвост колыхался, словно стяг.

«А ведь мне ещё мыть тебе лапы»…

У одного из негорящих фонарей спиной к забору стоял мужчина, который показался мне смутно знакомым. Чем-то похожий на Хагрида из «Гарри Поттера», грузный, он затягивал шнурки на высоких желтых ботинках. Тревор тоже узнал его – завилял хвостом.

– Добрый вечер! – поздоровался я.

«Лишним не будет»

Я уехал – а точнее, сбежал с Западной улицы в девятнадцать лет. Кто угодно мог узнать меня здесь – я же со всеми чувствовал себя незнакомцем. К тому же, у меня просто отвратительная память на лица.

– О, Кай, здорово, – отозвался великан. Я невольно поморщился. Да, меня так зовут – и почему меня назвали, как чертова персонажа чертовой детской сказки, мне никто никогда не объяснял. Да, сейчас такие имена вошли в моду – но во времена моего детства я устал слушать вопросы, как собрать то или иное слово из дерьма и палок – и где моя Герда. Когда я вырос, я сменил имя в документах – но мои родители продолжали, конечно же, называть меня Каем.