Король воронов Маша Старолесская

Всё начиналось довольно невинно. Витька, старый, ещё со студенческих лет, товарищ, как-то раз пришёл и попросил у Андрея в долг миллион. Профессиональное чутьё подсказывало, что финансовых дел с друзьями лучше не иметь: есть шанс остаться и без дружбы, и без денег. Но Андрей, поразмыслив, взвесив все за и против, решил, что уж таким долгим и крепким отношениям всё нипочём, и согласился.

Витька взял свой миллион – и пропал на несколько месяцев. Когда он перестал отвечать на звонки и сообщения, Андрей остро почувствовал, что совершенно напрасно в этот раз не доверился интуиции и опыту, годами позволявшим ему держаться на плаву. Впору было передавать это дело службе безопасности, но он медлил, до последнего не верил в то, что можно было так запросто спустить в унитаз годы дружбы.

Витька вернулся так же внезапно, как и исчез, позвал Андрея на ужин в ресторан и рассказал, что деньги пустил не в дело, а отдал какому-то проверенному человечку из интернета, чтобы тот их с помощью каких-то неведомых манипуляций увеличил то ли вдвое, то ли втрое. Потом, естественно, оказалось, что проверенный человечек не такой уж проверенный. Окучив несколько десятков идиотов, он скрылся в тёплых краях. Витька, конечно же, стал требовать свои деньги обратно, но не только ничего не получил, но и попал у этого проверенного в «чёрный список». И теперь он по-братски просил у Андрея отсрочки – и ещё немного денег на жизнь, тысяч сто или около того. От такой наглости Андрей чуть не подавился виски. Он ещё был готов подождать с возвратом долга, но дальше спонсировать это сомнительное предприятие отказался. Тем более что – этого Андрей не стал произносить вслух – звать в дорогой ресторан, чтобы потом просить на жизнь, – было не лучшей идеей. Витька принял отказ спокойно. Даже сказал, что сам виноват, что доверился мошенникам, и теперь будет за это расплачиваться. Только вот, когда Андрей вернулся из туалета за столик, друг внезапно стал дёрганым, нервным… Поужинали они неплохо, счёт разделили и разъехались по домам.

Плохо ему стало уже дома, да так, как не бывало ещё никогда. И вот тогда Андрей и вспомнил странный вкус салата, который принесли, пока его не было: пепельная горечь, которую он приписал подкопчённой утке, и какие-то незнакомые пряные травы. После первого похода к белому другу он кое-как добрёл до аптечки, выдавил в ладонь целый блистер активированного угля, запил водой и лёг, ожидая, что дальше станет легче. В мыслях он уже набрасывал текст жалобы, который утром отправит хозяевам ресторана.

Легче не стало. Начала болеть голова, суставы заныли, как от лихорадки, крутило живот, а сердце колотилось так, будто хотело выскочить из груди. Андрей поджимал колени к груди и молился, чтобы это скорее прошло. Потом его внезапно ненадолго отпускало, и он начинал прикидывать, куда звонить сначала: в скорую или бывшей жене Ленке. Но у Ленки теперь двое детей, будить их не хотелось, разве что пришёл бы совсем край… Он уже собирался набирать скорую, но тут боль и тошнота отступали, появлялась надежда, что теперь-то всё закончится. А потом его скручивало снова…

Под утро, когда за окнами уже засветилась тонкая золотая полоска, Андрей всё же набрал номер и успел даже заговорить с диспетчером, назвать своё имя, когда руки вдруг перестали слушаться его, телефон упал на пол, а мир перед глазами померк, сжался в булавочную головку и снова распахнулся, играя новыми красками, незнакомыми человеческому зрению. Тело сдавило, сплющило и вытянуло одновременно. Он слышал голос женщины, просившей назвать адрес, но вместо ответа сумел издать только противный каркающий звук. Попытался ещё раз. И ещё. Из горла вырывалось только надсадное «кра-а-а» – и больше ничего.

****

Квартира лишилась привычных очертаний. Кровать, шкаф, комоды и даже любимое компьютерное кресло – всё стало огромным и засияло разными оттенками фиолетового. Он сделал несколько шагов и услышал, как зацокали по полу когти. Шаги получались совсем короткие. Раньше он бы с лёгкостью пересёк спальню, а теперь…

Зато боль исчезла, и прошла тошнота. И в голове стало так свободно и ясно! Он ещё смутно помнил, что был человеком, но почти все прежние мысли куда-то подевались. Остались только любопытство и голод.

Он захотел посмотреть на свои руки. Расправил плечи, потянулся и тут же боковым зрением увидел нечто чёрное и блестящее. Попытался сжать кулаки. Безрезультатно. Взмахнул ими раз, другой – и вдруг почувствовал, как поднимается над полом.

Новые ощущения кружили голову. Пробуя крылья, он вспорхнул к потолку, ещё недавно казавшемуся таким высоким, и едва не врезался в люстру. Шарахнулся в сторону – и тут же налетел на шкаф. Одни и те же расстояния в воздухе и на земле ощущались по-разному.

Немного освоившись с полётом, он попытался сесть на спинку кресла, но не рассчитал, зацепился когтем за обивку, перекувырнулся и завис вниз головой, истошно каркая от страха.

Как выбрался, как не вывихнул лапу, он не помнил. В памяти осталось только ощущение беспомощности и отчаянья, а следом за тем – желание вылететь куда-нибудь на свободу и простор.

Он вылетел в коридор и заметил слева по борту какое-то быстрое движение. Рядом с ним летела ещё одна птица! Он неловко развернулся, пролетел по коридору ещё раз. Птица шла параллельным курсом. Тогда он решил встретить незнакомца нос к носу и направился прямо к тому месту, где засёк незнакомца первый раз. Нос, жёсткий и длинный, ударился во что-то твёрдое и блестящее.

Он отскочил в сторону и приземлился на полочку, которая так удобно оказалась рядом с этой неведомой преградой. Незнакомая чёрная птица смотрела на него в упор и словно бы дразнилась. Поворачивала голову вслед за ним, хлопала крыльями и беззвучно раскрывала клюв. Он наблюдал за незнакомцем, как вдруг…

Крик, который он издал, был нежным и воркующим. В нём звучал восторг перед самым прекрасным на всём свете созданием – большой птицей с роскошными, переливающимися в утреннем свете перьями, крепким клювом и мощными лапами.

****

А вот лететь на кухню было ошибкой, с которой началась череда роковых случайностей, едва не закончившаяся его бесславной гибелью от лап и клювов двух обычных помоечных ворон, но он понял это только вечером, после заката, превратившись в человека. А утром чёрная птица просто хотела жрать, и сводящие с ума ароматы объедков из помойного ведра заставляли её забыть обо всём.

Первым делом он приземлился на спинку стула и напился воды из кружки, так удачно оставшейся с вечера на столе. Потом он перелетел на раковину – именно оттуда и доносились заманчивые запахи. Ведро с мусором скрывалось за дверцей в шкафчике под мойкой, и добраться до него было почти невозможно. Он попробовал просунуть клюв в узкую щель и расширить её, но только зря оцарапался и едва не свернул шею. Надо было действовать тоньше. Например, подцепить дверцу каким-то рычагом…

На столешнице рядом с мойкой он заметил пару вилок и палочки для еды. Человек их не выбросил, и вот они пригодились большой хитрой птице. Он подхватил палочки клювом и после нескольких попыток приоткрыл дверцу. Она, правда, тут же захлопнулась, но начало было положено.

Голод подстёгивал его, заставляя пробовать снова и снова. Сперва он пытался повторить свой успех и подсовывал палочки сверху, да так старательно, что едва не свернул шею, а когда открыть дверцу не получилось, спорхнул на пол и уже снизу, изогнувшись и приложив немалые усилия, подцепил её и распахнул.

Ведро было закрыто крышкой, но тут он уже понимал, что делать… Несколько атак сбоку – и объедки вперемешку с остальным мусором просыпались на пол. Можно было приступать к трапезе.

Насытившись, он довольно каркнул, сделал круг почёта и только теперь заметил, что кухонное окно распахнуто настежь. И оттуда, снаружи, доносятся заманчивые звуки и запахи. Шум деревьев, перебранка ворон, грохот мусоровоза…

Ночью, сидя в подъезде, укрывшись старым ковром, Андрей на чём свет стоит ругал себя за то, что оставил окно раскрытым. В болезненном чаду он надеялся, что свежий воздух поможет прийти в себя – и так просчитался…

В те несколько минут, пока Аня перед занятием смотрелась в зеркало, она почти ненавидела себя. И оплывшую за годы брака фигуру в дешёвом спортивном костюме, и усталое, бледное от работы за компьютером лицо, и отросшие волосы, ни два ни полтора, которые никак не получалось собрать в хвостик. Но потом в зал входил инструктор по зумбе, чёрный парень, который знал по-русски хорошо если десяток слов, улыбался широко и приветливо и танцевал, будто весь состоял из шарниров. Он включал клубную латину так громко, что дрожали полы и стены. Начиналась тренировка, и дурные мысли ударной волной вышибало из Аниной головы. Она крутилась, прыгала, приседала, покачивала бёдрами, пытаясь успеть за инструктором. После трёх месяцев занятий ей это почти удавалось, и в хорошие дни она могла полностью отдаться стихии танца, и тогда недовольство собой отступало.

Сегодня был именно такой день. Ноги приятно ныли, в ушах всё ещё звучала бодрая латина, и можно было целых полчаса не думать о гигабайтах фото, которые ей предстояло отретушировать.

У входа в любимую кофейню она остановилась на пару минут, сводя дебет с кредитом, и в конце концов решила, что капучино с собой не пробьёт в её бюджете серьёзную дыру. Аня уверенно распахнула стеклянную дверь и замерла на пороге, заметив до боли знакомую малиново-огненную голову, склонившуюся над барной стойкой. Невысокая, коротко стриженная бариста в фирменном коричневом переднике протирала столешницу серой замызганной тряпкой.