К вечеру у него нестерпимо разболелась голова. Перед глазами плыли разноцветные круги, очертаниями напоминавшие ему их вселенные, погруженные в радужную дымку, в которой яркими искрами вспыхивали и гасли жизни известных и неизвестных ему персонажей: людей, магов, драконов и черных спрутов. Как ни старался, Каруэлл не мог различить в них не только знакомые, но и какие-либо человеческие черты. Утром он чувствовал себя настолько плохо, что не смог подняться с постели. Встревоженная его состояние королева Риверин связалась с Академией и попыталась вытребовать ему академический отпуск, но лорд Алеар неожиданно для нее уперся и потребовал возвращения Каруэлла в Академию, как только он почувствует себя лучше.

Каруэллу стало немного лучше только тогда, когда он перебрался в покои своего покойного отца. Так как после смерти короля Агарэлла он оставался его единственным наследником и технически уже сейчас являлся королем третьего дома магов-создателей Ариэ, о чем он не преминул указать матери, он имел полное право занять покои отца. Головные были продолжались у него еще несколько дней, после чего исчезли так же внезапно, как и появились.

 Вещий сон пришел к нему буквально следующей ночью. Он касался девушки с белыми волосами, длинными и волнистыми, доходившими ей почти до колен, девушки, похожей на эльфийку. Но она точно не была эльфийкой, потому что во сне Каруэлл знал, что эта девушка была ему знакома, он видел ее буквально на днях, и не где-нибудь, а в Академии.

В его сне эта девушка, очень красивая и по-эльфийски гибкая и стройная, словно прекрасный цветок, на его глазах трансформировалась в своеобразного футуристического монстра, глаза которого сначала наполнились тьмой, после чего из них пошел  грязно-черный дым, словно сотканный из черного снега или пепла. Из-за плеча ее выглядывал аспидно-черный дракон с красноватыми глазами. Даже во сне при взгляде на нее Каруэллу было страшно. А потом она летала в стае драконов разных мастей: черных, белых, разноцветных и изумрудных, – но среди них не было ни одного серебряного, как у его кузины Висвэрины. Затем все эти драконы словно уменьшились в размерах, и казались маленькими, словно бабочки, резвящиеся на лугу. Опустив глаза вниз, Каруэлл понял, почему ему в голову пришла такая ассоциация. Потому что на поляне, покрытой густой зелёной травой, над которой кружились драконы, стояли человеческие маги, темные и светлые. В руках каждого из них были магические сачки. И эти маги, бегая по поляне, как дети малые, размахивали сачками и ловили драконов-бабочек, которые, хлопая крыльями, летали у них над головой. Каруэлл во сне с легким недоумением наблюдал эту идиллическую картину, до тех пор, пока беловолосая девушка-эльфийка в стае этих драконов не начала превращаться в монстра, раздаваясь в размерах и становясь все больше и больше. Словно подхватив от нее вирус гигантизма, другие драконы-бабочки также стали увеличиваться в размерах. Через несколько минут Каруэлл уже с ужасом наблюдал, как монструозные бабочки-драконы, превратившись в полномасштабных драконов, стали нападать уже на магов, побросавших свои ставшие бесполезными сачки и в растерянности забегавшими по поляне. А потом из глаз беловолосой девушки-эльфийки сначала тонкими ручейками, а потом широким потоком потекла тьма, которая очень быстро поглотила всех драконов и всех человеческих магов. На этом месте его сна, виски Каруэлла заломило от внезапной боли и он проснулся, толком не понимая значение своего сна. Однако он точно знал на каком-то словно глубинном уровне, что сон это был вещим.