Тем не менее, способности к прорицанию у Каруэлла, на секунду приоткрывшиеся после университетской попойки, несмотря на то, что на него в ходе покушения на его Дом свалилось несколько камней, один из которых ударил его по голове (что всегда предвещало неожиданные перемены!), к его величайшему разочарованию, ни капли не стабилизировались. Кузина теперь его просто избегала, девушки у Каруэлла, несмотря на его необычайно привлекательную наружность, как у Всех Ариэ, по -прежнему не было, поэтому он с новым пылом окунулся в тайны зельеварения с целью повышения своих способностей к прорицанию. Результат не замедлил сказаться на его здоровье. Два легких и одно серьезное отравление и многочисленные ожоги от взрывов магических зелий, не считая наполовину подпаленных кудрей, которые ему пришлось отрезать до линии воротника, привели Каруэлла в лазарет Академии. В лазарете ему пришлось пролежать две с половиной недели. После этого у него состоялся нелегкий разговор с куратором, лордом Алеаром, и ректором Академии, который пригрозил ему отчислением, если он продолжит издеваться над собой подобным образом и проваливать, одним за другим, экзамены и зачеты. В завершение разговора ректор отослал его, как нашкодившего мальчишку, для вправления мозгов домой, на Риэллон, практически приказав ему вернуться в Академию после каникул.

Первое, что, наконец, Каруэлл осмелился спросить у матери, королевы-вдовы Риверин Ариэ, было не совсем тривиальное и уж совсем не вежливое:

–Мама, вы уверены, что мой отец не был темным магом?

Королева Риверин сначала покраснела от гнева, а потом, поймав его серьезный и требовательный взгляд, побледнела от страха.

–О чем ты говоришь, Кари? – только и пролепетала в ответ она.

–О том самом, – жестоко сказал в ответ Каруэлл, ни капли не смущаясь того, что мать снова была беременна и, насколько он знал, отец при жизни отказывался признавать свое отцовство этого еще нерожденного ребенка.

Королева Риверин стала еще бледнее, напомнив ему по цвету одну из статуй, которые она так любила расставлять в саду.

–Кари, Агарэлл – твой отец, – после продолжительного молчания, кусая губы, все-таки сказала она.

–Точно? – на всякий случай уточнил Каруэлл, нахмурив брови.

Королева Риверин неуверенно кивнула.

«Проклятая распутница!» – в сердцах думал про себя Каруэлл, бегом пересекая застекленное пространство зимнего сада, который создал именно для его матери его отец. Он направлялся в фамильную усыпальницу Ариэ, для того, чтобы у гроба отца докричаться до него и донести до него все те проблемы, которые у него были с магией лордов-создатетей и о которых он всегда боялся сказать отцу.

Спустившись в склеп, он остановился у свежего надгробия могилы отца и нескорое время стоял, слонив перед ним голову, ведя про себя разговор с отцом, прося его совета. Холодное белое надгробье могилы отца молчало, Каруэлл не услышал ни слова, ни звука совета отца. Тогда Каруэлл, устав, уселся возле холодного мрамора, продолжая взывать к отцу. В молитвах и мольбах прошел час, потом другой. Уставший Каруэлл закончил тем, что улёгся на могилу отца, растянувшись во весь рост и положив голову на то место на холодной плите, где, по его расчётам, должна была находиться изголовье могилы его отца. Незаметно для себя он задремал.

Сон, который приснился ему, был коротким, но очень ярким. Отец, наконец, ответил ему! Каруэлла даже не смутило то, что во сне отец был очень зол на него. «Стыдись, Руэлл, – кричал на него отец, всегда предпочитавший другое сокращение имени Каруэлла, в отличие от матери, звавшей его «Кари». – Ты позоришь имя своего рода! Ты отрицаешь свои способности прорицателя! Ты, мой единственный сын! Я и подумать не мог, что из тебя вырастет такая тряпка, а не сильный маг-прорицатель! Немедленно берись за ум! И не появляйся на моей могиле до тех пор, пока не сумеешь обрести свои способности! С этой минуты никакой темной магии, глупый мальчишка! Ты маг Ариэ, а не презренный человеческий темный маг!» Во сне Каруэлл пытался рассказать отцу о своих проблемах, но король Агарэлл даже не захотел слушать его. В завершение разговора, багровея лицом от гнева, он поудобнее перехватил в своей руке ритуальный королевский скипетр и со всей силы огрел незадачливое чадо прямо по голове, заставив тем самым Каруэлла проснуться. Вырванный из своего сна, встряхивая головой, как нашкодивший щенок, Каруэлл с испугом оглядывался по сторонам, словно ожидая наяву увидеть разгневанного отца, размахивающего скипетром и готовый уже уклониться от нового болезненного удара. Однако в склепе по прежнему царили покой и тишина. От белоснежных надгробий предков королей Ариэ шел могильный холод. И все. Не было слышно ни звука. Ни единого отголоска звука не доносилось до этого изолированного подземелья огромного замка Ариэ. Каруэлл задумчиво почесал голову в том месте, по которому его во сне огрел скипетром отец, и под волосами с изумление обнаружил на этом месте огромную шишку. «Это знак! – подумал он про себя, морщась от боли при прикосновении к этой шишке. – Больше никакой темной магии. Разве что, совсем чуть чуть. Для поддержания концентрации».