– Да? Дурная? А что значит? – взволновалась и этим сеньора Рахель.

Реня пояснила: убить паука – к тяжкой болезни, а само появление паука – к вестям, он почтальон. «Паук почуял, что для Рахель вести сейчас будут», – подумала она про себя с усмешкой.

– Реня, нужно, чтобы ты и самый верх проверяла, каждый день! Фу, я могу быть уверена? Надо следить! В доме дети! Кстати, Моню и Розочку скоро привезут со школы, их нужно накормить. Что у тебя есть?

– Да, конечно, пани Рахель. Вот чупи[82] и миланеса[83], – приподняла она крышки кастрюли и сковородки, выпустив наружу по струйке ароматных запахов, – а в элодере[84], – она открыла дверцу холодильника и показала стеклянный кувшин, – компотик, Роза любит. И вот ещё к нему земелах[85]…

– Ну хорошо, – удовлетворилась Рахель. – А что для пана Лермана вечером? Он вернётся поздно – тебе надо будет дождаться и подать нам покушать: Кармен сегодня выходная на весь день.

Реня вздохнула и повернулась к Рахель: пора.

– Пани Рахель, у меня до вас серьёзный разговор.

– Что такое? – снова тревожно распахнула та свои всегда блестящие выпуклые глаза.

– Пани Рахель, я прошу расчёт. Прямо сегодня, пожалуйста. Я только покормлю детей.

– Расчёт! Сегодня? Что случилось? – градус тревоги пани Рахель снова немедленно взлетел ещё выше. – Почему? Что-то не так? Что?

Она уставилась на Реню, впившись в неё взглядом и подозревая дурные для себя сведения.

– Нет-нет, пани, всё так, всё до́бро. Я понимаю, что так сразу не делают… Но… просто меня зовут на другую працу… – Тут пани Рахель, услышав причину, перевела дух. – И вот прямо сегодня надо дать ответ, а завтра приступать.

– Ой, ой… какой нервный день, – Рахель приложила нежные руки к голубым жилкам висков, – одни сплошные неожиданности. Ты подумала, что мне придётся искать тебе замену? Пепа и Кармен одни не справятся! Как, где? Что там тебе сулят? Кто?

– У пана Берковича в лавке. Вещи разбирать…

– У старьёвщика? Ф-фу… с ума ты сошла? И что там, почему туда? Сколько он даёт? Ничего не понимаю… Ну-ка, пойдём в комнаты.

Они вернулись в гостиную, Рахель упала в кресло, Реня встала перед ней с отчётом и подробно расписывала – как, за сколько, что там делать. Отчасти это было правдой: ещё с месяц назад её звали туда свои – две женщины из Белоруссии. Одну из них Реня для пущей убедительности пани Лерман произвела в свои сёстры. Как и Лерманы, Беркович был из России – «эль русо», так называли их здесь, – у него говорили по-русски, не нужно мучительно изъясняться на пальцах, как с Кармен или Пепой…

Рахель слушала, соображая-прикидывая и успокаиваясь. Что ж, так даже лучше. Эта Реня дельная, спокойная, но как-то слишком мало почтения… разве так надо держаться с хозяевами, которые платят ей? Слишком много какого-то скрытого гонора, а придраться вроде не к чему. Но главное – главное! – Йося так на неё и облизывается, глаз да глаз. Что он в ней нашёл, непонятно: холодная, бледная, невыразительная, молчунья – поди пойми, что у неё на уме. Мужчины падки на новое? И зачем этот соблазн, зачем нужно жить на таком вулкане?

– Хорошо! – Рахель решительно прихлопнула ладошкой по подлокотнику. – Отпускаю тебя! Так и быть, да. Но что касается расчёта… Смотри, ты разрываешь наш контракт так вдруг, это же штраф…

Рахель пустилась в тщательные доказательства, скрупулёзные подсчёты, и выходило, что никаких денег они Рене не должны, наоборот, следовало бы взять с Рени десять песо за сломанную старую ротанговую ракетку для выбивания ковров, но уж ладно. Нет-нет, хоть ты и согласна, но возвращать стоимость не надо, пани Рахель прощает нанесённый убыток.