Решетовская прикрыла глаза, подбородком дёрнула. Надо было уточнить, что ли, что не трогать – это не только руками? Она ж и ударить может, в самом-то деле.

В комнату вошла Ясна: в одной руке – тарелка, в другой – чашка, в зубах – нож. Лешак вмиг рядом оказалась, нож забрала, на подругу рыкнула. Та засмеялась, Зорю в щеку поцеловала, ткнула пироги с чашкой на стол. Повернулась к душегубке, заговорила радостно и ярко, словно ручьем по камням ударила:

– Ешь, пожалуйста, ты ведь голодная. Яичницу мо гу сделать, хочешь? Или вареники сварить, с картошкой и грибами они вполне съедобные. У нас еще колбаса была. Зоря тебе мяту заварит, если любишь, вода скоро согреется.

Ясна, в отличие от Зоряны, была удивительно волшебная. И нет, дело было не в синем и длинном платье или рыжих косах. В ней было что-то такое прозрачно-легкое, словно темная вода под ивами. И Огняне вдруг очень захотелось узнать, что у Ясны за волшба была – там, до Колодца. И что за отметины виднеются на сгибе локтя.

– Колбасы? Вареников? – повторила она.

Решетовская моргнула, Воробей свистнул, Зоряна вздохнула, хмыкнула и молвила чуть ли не ласково, на Ясну глядя:

– Не стоит волшебного с первого дня ненашенской колбасой кормить, птица моя. Пусть познаёт радости этого мира понемногу, с пирогов начиная. Поешь, Огняна Елизаровна. А то уж больно ты стройная, того и гляди – переломишься.

Огняна откусила пирог, огляделась еще раз, ничего не понимая. Каземат страшным не выглядел. Да только всякий ведал – по ту сторону Колодца без волшбы никто не выживал. Смелые с ума сходили, умные из окон прыгали, сильные чуть не на коленях умоляли забрать – хоть на рудники, хоть в яму с кольями. А эти девчонки, бледные и хилые, здесь смеются, зубоскалят и пироги едят. Скрывают что? Обманывают?

– Огняна, бульон пей, – прошелестела Ясна. – У Самиры просила, она у нас тут лучше всех готовит. А тебе полезно. И пирог еще возьми. С грибами.

– Надеюсь, ты, Огняна Елизаровна, пироги с грибами уважаешь, – вздохнула Зоряна, – а то ни я, ни Яся их не едим, но она вечно хоть один, да покупает. Вообще, должна тебе сказать, что жить здесь почти сносно, особенно, ежели жить по правилам. Нарушать их – вольному воля, но коль поймают тебя – сразу вздернут. Расскажешь кому про жизнь волшебную – немедленная смерть. За черту города – немедленная смерть, в Колодец прыгнешь – немедленная смерть, а лекарства ненашинские при хвори какой решишь попробовать – тоже смерть, но уже медленная. Потому за здоровьем следи, как за кольчугой своей, одевайся тепло, под дождем не бегай, в лужах не плавай. Принесешь сюда хворь – все сляжем.

– Что значит – сляжем? – нахмурилась Огняна. – А лекари наши на что?

Испокон веков послы, лекари и душегубы тайно ходили через колодцы в неволшебный мир. Послы договаривались с ненашинскими правителями о торговле и помощи, душегубы отправлялись на задания со спецотрядами силовиков, а лекари, не показывая волшбы, врачевали сложные болезни.

– А, ты об этих, – Лешак сняла с большого пальца широкое серебряное кольцо.

– Каких таких «этих»?

Улыбка Лешак искривилась.

– Чистая ты душа, которая верит всему, что ей в уши нашепчут. Колодцы они, конечно, наша честь, и гордость, что там вам еще воеводы говорили? Да вот только лекари…

– Зоря, – тихо уронила Ясна, глядя на Воробья.

– …плевали на осужденных, которые здесь без волшбы в горячке бьются. У Ясны Владимировны поинтересуйся, коль не веришь.

– Зоря! – громче и жестче позвала рыжая.

– А все потому что осужденные Верви не заплатят, а ведь…

– Зоря! – рявкнули в один голос подруга и попугай, и Лешак рот захлопнула так, что зубы щёлкнули.