На другом конце линии воцаряется напряжённая тишина. Секунда. Другая. Третья. Я слышу только его тяжёлое дыхание, которое становится всё более неровным.

– Элеонор… – повторяет он, словно пробует имя на вкус, пытаясь поверить, что слышит его снова спустя столько лет. – Она… хочет меня видеть?

Голос звучит тихо, сдавленно. Я не вижу его, но почти ощущаю, как он опирается на что-то, может, на стол или стену. Его дыхание кажется чуть надломленным.

– Да, – отвечаю я, чуть мягче. – Она сама сказала мне набрать ваш номер. Она… она очень слаба, но в сознании.

Глухой звук. Будто он резко выдохнул, а затем раздалось лёгкое постукивание – словно он постучал пальцами по дереву или прижал ладонь к лбу, пытаясь собрать мысли. Он явно растерян.

– Я… – он запинается, голос дрожит. – Я не думал… Я не знал, что она… – снова пауза.

Молчу, позволяя ему собраться с мыслями.

– Мемориальная больница Сент-Джозефа? – наконец произносит он, голос чуть твёрже. – В Эшфилде?

– Да, – киваю, хотя он этого не видит. – 346-я палата.

Снова тишина. Я слышу, как он шумно сглатывает, а затем выдыхает.

– Я приеду.

– Сегодня? – запинаюсь, затем добавляю: – Но только после операции, после шести вечера. До этого посещения запрещены.

– Сегодня, – отвечает он твёрдо, уже без колебаний. – Как только смогу.

– Хорошо, – я чувствую, как напряжение внутри меня немного спадает. – Спасибо.

– Нет, это я… – он осекается, а затем шёпотом добавляет: – Спасибо тебе, Лилиан.

Слышу, как он кладёт трубку, но ещё долго не опускаю телефон, вглядываясь в экран, словно пытаясь осознать произошедшее.

Генри Ривз едет к бабушке. Я не знаю, зачем бабушка попросила позвонить ему. Не знаю, что он значит для неё сейчас. Но она ждёт. И он едет.

Сижу на том же неудобном кресле, сжав руки в замок, пока вокруг бабушки суетятся врачи и медсёстры. Их голоса ровные, профессиональные, но от этого не менее тревожные.

– Пациентка стабильна, но уровень сатурации немного упал, – говорит доктор Сандерс. – Держите её на двух литрах кислорода через назальную канюлю. Как насчёт последнего анализа крови?

– Калий в норме, гемоглобин немного низковат, но критических значений нет, – отвечает медсестра, сверяясь с планшетом. – ЭКГ показывает стабильную картину, но также имеются следы недавнего инфаркта миокарда.

– Мы подадим ей 5 мг морфина внутривенно перед транспортировкой в операционную. Уведомите анестезиолога, пусть подготовит план индукции.

– Да, доктор, – кивает медсестра, убирая планшет в карман халата.

Слышу их разговор, но не понимаю половины терминов. Всё, что мне ясно – бабушку готовят к операции, и это что-то серьёзное. Я пытаюсь сосредоточиться на её лице. Она выглядит такой хрупкой, её кожа почти сливается с белыми простынями, а грудь медленно поднимается и опускается в такт звуку капельницы.

– Мисс Холлоуэй, – доктор Сандерс поворачивается ко мне, его взгляд мягче, чем тон голоса. – Вашей бабушке требуется срочная операция из-за перенесённого инфаркта миокарда. Нам необходимо заменить митральный клапан и устранить последствия ишемии, чтобы предотвратить дальнейшее ухудшение её состояния. Он сильно изношен, и это вызывает застой крови в лёгких и перегрузку сердца. Операция неотложная, но у нас есть хорошие прогнозы. Её возраст и состояние увеличивают риски, но мы примем все необходимые меры предосторожности.

Медленно киваю, чувствуя, как пальцы впиваются в колени.

В груди сжимается, словно внутри меня что-то затягивает в бездонную пустоту. Боюсь спросить, боюсь услышать ответ, который может изменить всё. В голове всплывают тысячи пугающих сценариев, но я всё же заставляю себя заговорить: