– Какой ужас, – Софи замолкает, и я слышу, как она сглатывает. – Ты одна там?

– Да, но я остаюсь на ночь.

– Конечно, остаёшься, – решительно говорит она. – Я бы тоже осталась. Ты как? Ты ела хоть что-то?

Я тру ладонью лицо.

– Нет, но пока не хочется.

– Лили…

– Знаю. Просто… я не могу сейчас думать о еде, – признаюсь честно. – Я сижу тут и просто смотрю на неё. Мне страшно, Софи.

– Знаю, – тихо отвечает она. – Но ты справишься, ты сильная. Бабушка сильная. Она выкарабкается.

Глубоко вдыхаю, впитывая её слова. Мне хочется в них верить.

– Если тебе что-то нужно, хоть что – звони мне, хорошо? – говорит Софи твёрдо.

– Ладно, – шепчу я. – Спасибо, Софи.

– Я с тобой, Лили, – говорит она, и в её голосе столько искренности, что я едва не начинаю плакать. – Всё будет хорошо.

Мы прощаемся, и я выключаю телефон.

Вдох – тяжёлый, прерывистый. Выдох – дрожащий, как будто вместе с ним выходит часть моей тревоги, но ненадолго. Я провожу пальцами по лицу, борясь с подступающими слезами, а затем встаю и направляюсь к окну. Город за стеклом кажется чужим и далёким, хотя солнце ещё не село.

Но я остаюсь здесь. Рядом с бабушкой. Потому что это всё, что я могу сделать.

Свет проникает сквозь узкие жалюзи, мягкими полосами ложась на белоснежное постельное бельё. В палате тихо, слышен только гул приборов, редкие шаги в коридоре и шелест страниц в каком-то далёком конце отделения. Я сижу в неудобном кресле у кровати бабушки, обхватив себя руками, и пытаюсь прогнать головную боль, но она только усиливается.

Я не ела со вчерашнего дня. Почти не спала. В голове шумит, а в глазах плавают тёмные пятна. Желудок болезненно сжимается, но не от голода, а от какого-то тупого, неприятного ощущения пустоты. Кажется, что если я сделаю ещё одно резкое движение, то просто рухну.

Когда закрываю глаза, передо мной снова и снова всплывает картина – бабушка теряет сознание, моя паника, скорая, госпиталь. Сердце пропускает удары, когда я вспоминаю, как легко могло быть иначе. Как мы могли опоздать.

Щелчок двери заставляет меня вздрогнуть. Поднимаю голову и вижу новую медсестру, молодую женщину лет тридцати с каштановыми волосами, собранными в низкий хвост. На её бейджике написано «Рэйчел Монтгомери».

– Доброе утро, – её голос мягкий, но уверенный. – Ты, наверное, Лилиан?

Медленно киваю.

– Ты ночевала здесь?

– Да, – мой голос хрипит, и я прочищаю горло. – Мне разрешили.

– Знаю, Ханна мне передала, – кивает Рэйчел, подходя ближе. Её взгляд скользит по мне, и в уголке её губ появляется тонкая складка. – Ты вообще ела хоть что-нибудь?

– Я… – я хочу сказать, что всё в порядке, но мой желудок в этот момент выдаёт предательский спазм. К горлу подступает тошнота, и я судорожно сглатываю, стараясь не выдать свою слабость.

– Так и думала, – вздыхает медсестра. – Лилиан, тебе нужно поесть. Если ты свалишься в обморок от голода, твоей бабушке это точно не поможет.

– Я не голодна, – упрямо возражаю я, сжимая руки в кулаки.

– Это не обсуждается. – В её голосе звучит твёрдость, но он не становится грубым. – Кафе на первом этаже. Возьми что-то лёгкое – йогурт, овсянку, тосты. Тебе не нужно много, просто что-то, чтобы твой организм не отказал. Я прослежу, чтобы ты ушла туда прямо сейчас.

Я хочу поспорить, но понимаю, что в её словах есть смысл. Неуверенно встаю, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– Ладно… Я схожу.

Рэйчел кивает, явно довольная, и я нехотя направляюсь к выходу.

Кафе на первом этаже госпиталя заполнен слабо, всего несколько человек сидят за столиками, пьют кофе из пластиковых стаканов. Я стою у стойки и смотрю на меню, но ни одно блюдо не вызывает аппетита.