– Что-нибудь брать будете? – устало спрашивает парень за кассой.

– Эм… Да. Йогурт и тост, – выдавливаю я.

Через минуту он протягивает мне поднос. Сажусь за столик у окна, но еда кажется безвкусной. Тост сухой, йогурт холодный, но мне удаётся заставить себя съесть хотя бы половину.

Возвращаюсь в палату, чувствуя ту же слабость, но теперь уже без головокружения. В теле по-прежнему ломота, но еда хотя бы немного вернула силы. Глубоко вздыхаю, пытаясь убедить себя, что станет легче. Но как только открываю дверь, все мысли о собственном состоянии исчезают – я замечаю, что бабушка очнулась.

– Бабушка! – я замираю на месте, прежде чем бросаюсь к ней.

Она слабая, её глаза кажутся мутными, кожа ещё более бледной, чем вчера. Но она улыбается.

– Лили… – её голос тихий, едва слышный. – Ты здесь…

– Конечно, я здесь, – шепчу я, сжимая её пальцы. – Как ты себя чувствуешь?

– Как будто по мне проехался поезд, – она чуть усмехается, но тут же устало закрывает глаза. – Но… ничего. Я ещё не собралась покидать этот мир, дорогая.

Слабо улыбаюсь, хотя внутри всё сжимается от страха.

– Лили, мне нужно попросить тебя кое о чём… – бабушка внезапно открывает глаза и смотрит на меня с такой серьёзностью, что у меня перехватывает дыхание.

– Конечно, о чём угодно, – киваю я.

Она делает паузу, её пальцы чуть дрожат на простыне, а губы сжимаются в тонкую линию, словно она борется с внутренним напряжением. Её глаза на мгновение закрываются, как будто она собирается с силами, прежде чем говорит:

– Найди… Генри Ривза. Он мой старый друг. Я не видела его двадцать лет… но мне нужно, чтобы ты связалась с ним. Срочно.

Моргаю, поражённая её просьбой.

– Генри Ривз? – повторяю я, никогда прежде не слышав это имя.

Бабушка слабо кивает.

– В моей сумочке должна быть записная книжка. Там есть его номер… Лили, пожалуйста.

Я быстро нахожу её сумку, открываю молнию и достаю небольшую старую книжку в кожаном переплёте. Листаю страницы, пока не нахожу нужное имя.

Генри Ривз.

Номер написан чётким почерком бабушки.

Смотрю на цифры в книжке, затем на телефон. Пальцы дрожат. Что, если он не вспомнит её? Или не захочет приехать? Или сменил телефон? Я глубоко вздыхаю, но сердце всё равно бешено колотится. Соберись, Лили. Бабушка попросила. Глотая ком в горле, я набираю цифры и прижимаю телефон к уху.

Гудки.

Один. Два. Три.

Я затаила дыхание, сжимая телефон в руке так сильно, что пальцы немеют. Сердце гулко стучит в груди, и я чувствую, как ладони начинают потеть.

Пожалуйста, ответь…

А потом – мужской голос, чуть хрипловатый и удивлённый:

– Да… кто это? – голос звучит не сразу, словно человек на другом конце провода колеблется, прежде чем ответить. В интонации слышится удивление, смешанное с настороженностью.

Сглатываю.

– Эм… Добрый день. Это… это Лилиан Холлоуэй. Ваша… ваша старая подруга, Элеонор Холлоуэй, попросила меня позвонить. Она в больнице. И она хочет вас видеть.

Пауза тянется так долго, что я начинаю думать, что звонок оборвался. Внутри всё сжимается от тревоги, и я нервно сжимаю телефон в руке. Или он просто повесил трубку? Может, я ошиблась номером?

– Алло? – осторожно спрашиваю, чувствуя, как сердце колотится в груди.

На другом конце линии слышится резкий вдох, а затем долгий, растерянный выдох. Голос мужчины кажется чуть хриплым, словно он не пользовался им уже долгое время, только что проснулся или же был выбит из равновесия неожиданной новостью.

– Элеонор? – звучит тихий шёпот, полный недоверия. – Что… что ты сказала?

Сглатываю, нервно теребя край футболки.

– Простите, мистер… Ривз? – стараюсь говорить чётче. – Меня зовут Лилиан Холлоуэй. Элеонор… моя бабушка. Она попросила меня позвонить вам. Она в Мемориальной больнице Сент-Джозефа, в палате 346. Ей стало плохо, был инфаркт… И она хочет вас видеть.