– Баба Нюра, да вы садитесь за стол. Не суетитесь.

– Так ты с дороги, накормить тебя бы надо. Тощая такая.

Баба Нюра опустилась на табурет возле меня и, пробежав глазами по столу, проверяя, все ли подала, спросила:

– Почему к нам приехала? Здесь не море, не курорт. Особых достопримечательностей нет. Красиво у нас тут, но мало ли мест красивых на земле?

– Лошадку хочу купить, баба Нюра. Говорят, у вас тут продавцы есть хорошие.

– О! Лошадку! Себе или кому другому?

– Себе, бабуль.

– Спортсменка что ли?

– Почти.

– А знаешь ты, что лошадей у нас только цыгане держат? Они и продают.

– Да, слышала.

Закипел чайник, и баба Нюра поднялась, чтобы заварить чай. Она была немолода, но в ее движениях не чувствовалась старость. Она резво и ловко вынула из шкафа заварник, сняла с полки жестяную банку, отсыпала в заварник какой-то травы и залила кипятком. По кухне сразу распространился аромат мяты, и меня переполнило ощущение тепла и уюта. Баба Нюра поставила заварник на стол и обернулась за посудой. Когда раздобыла ее, вернулась на свое место.

– Пока́жите, где у вас конюшня?

– А тут особо блудить негде. Как выйдешь из калитки, так налево и до конца села. Дойдешь до дороги, за ней уже цыгане живут. Пройдешь мимо них до самой окраины. Еще метров пятьсот и будешь на конюшне.

– А есть путь не через поселок? Неуютно себя чувствую под пристальными взглядами ваших односельчан. Не хочется привлекать к себе лишнее внимание.

– Есть. За магазином дорога на соседнюю улицу, а там тропка между двумя домами. Ты иди прямо. Как дома закончатся, попадешь в рощицу, там уж увидишь тропу налево. По ней иди и выйдешь на поляну. Там и конюшня. Свадьбы, праздники летом разные на этой поляне гуляют. Цыгане. Бывала когда-нибудь на цыганских свадьбах?

– Нет. А вы?

– Приходилось. Ой, и весело у них. От вина столы ломятся, а все трезвые, много не пьют. Не то, что у нас, у русских – напьются, да драку устроят.

– Хозяев я встречу на конюшне? Мне бы с ними покупку лошадки обсудить.

– Обычно там они. Ты с Гозело аккуратнее. Не особо он русских любит. Женщин и тому подавно.

– Почему? – изображая любопытство, спросила я. Мне ли не знать, за что он не жалует русских женщин?

– Да был у него сын. Хороший мальчик. Слово плохого от него никогда не слышала. Добрый такой, любознательный, умный. Лучший ученик среди моих был. Любовь какая-то у него случилась с русской, а оженился уже на цыганке. Ох, отцу не нравилось, что он гуляет от жены. Хотел его на цепи возле дома держать, а того всегда город, да учеба интересовала, а потом еще эта женщина появилась. Так и совсем разлад в семье начался. В деревне от людей ничего не скроешь.

Баба Нюра взгрустнула и перекрестилась.

– Он был вашим учеником? Вы – учительница?

– Да, было дело.

– И какой предмет вы вели?

– Историю.

Чтобы скрыть радость от встречи с любимой учительницей Шандора, я стала наливать чай – сначала хозяйке, затем себе. Вспомнила, как много лет назад он с обожанием рассказывал о ней, и как тогда подумала, что он был в нее влюблен. Но, когда узнала ее возраст, посмеялась над своими мыслями. Она была старше его на сорок лет.

– Как ваше полное имя, баба Нюра?

– Анна Тимофеевна.

Имя как у матери Шандора. В этом тоже было что-то символическое. Иногда мы любим людей бессознательно за те ассоциации, которые они у нас вызывают. И в эту минуту я поняла, что даже если в дом к бабе Нюре придет целая толпа пьяных мужиков, я не уеду от нее. Она тепло отзывалась о Шандоре, и уже за это была готова ее полюбить.

– Вы говорите об этом цыгане в прошедшем времени. С ним что-то случилось?