Мама скрестила руки на груди и забегала глазами, как будто бы в поисках подходящего ответа.

– Мише опасно находиться так близко к отцу Шандора, – заключила она по итогу.

– Если бы он хотел навредить Мише или мне, он сделал бы это, когда приходил. У него другие методы. Но больше на его провокации я не поведусь. Мама, поехали в Сочи. Снимем квартиру, дети покупаются в море, ты отдохнешь.

– Что ты задумала?

– Мне нужно в поселок и встретиться с Динарой. Это первая задача. Если она подтвердит, что Шандор жив, тогда мне нужно будет там задержаться и помочь ему вернуть память.

Маме эта затея не понравилась. Она снова вернулась на стул и, бегая взглядом по столу, искала причины, чтобы меня отговорить.

– Отец Шандора знает, как ты выглядишь. А если ты его встретишь? Он там хозяин, мне страшно за тебя. И там жена Шандора. Если и она узнает тебя…

– Я изменю внешность, – касаясь маминого запястья рукой, сказала я. – Меня никто не узнает.

Мама поддалась на уговоры, и в Сочи мы приехали вместе. Я нашла через интернет недорогую студию в Хосте, и сняла ее в аренду на две недели. Полина обрадовалась поездке, и запланировала встречу с сочинскими подружками. Квартира оказалась недалеко от того места, где мы жили прежде, и проблем с осуществлением своих планов у нее не возникло.

Для Мишутки это был первый выезд за пределы Краснодара, и с момента отъезда до прибытия в Сочи он находился в возбужденном состоянии и не спал даже в электричке. Он не отрывал взгляда от окна и без конца что-то радостно выкрикивал, замечая перемены в мелькавших пейзажах. Но как только оказался в квартире, забрался на диван, и, не говоря ни слова, уснул.

Мишутка рос общительным мальчиком, привязанным не только ко мне, но и к бабушке. Он уже дважды оставался с ней, и несмотря на то, что часто спрашивал обо мне, не плакал и мужественно ждал моего возвращения. Поэтому я, пусть и с грустью, но со спокойной душой оставляла его на мамину поруку.

Но как бы мне не хотелось поскорее оказаться в поселке Шандора, остаток дня я провела с мамой и детьми. Мы прогулялись по местности, нашли детские площадки, ближайший путь на пляж и купили продуктов.

Я не планировала жить вместе с семьей, а только приезжать к ним через день или два, и просила Полину помогать бабушке с Мишуткой. Она не знала, что Шандор жив, и свой отъезд я объяснила, как «важные дела в поселке». Полина связала это девочками и загорелась желанием с ними встретиться.

Мне и самой хотелось этой встречи, но ничего обещать дочери я не стала. Даже если Шандор жив и все вспомнит, нет никаких гарантий, что не повторится прежний сценарий. Ведь Шандор все также женат и у его детей есть мать.

Я ехала в поселок в приподнятом настроении, полная надежд и веры, что жизнь не закончилась, а только начинается. Та самая жизнь, которую когда-то нагадала мне цыганка. Я снова видела в прерывистой линии на своей ладони новый знак. Возможно, именно сейчас я обрету счастье, которое она мне предрекала. И любовь, свою единственную любовь. Ах, Шандор, только бы ты был жив, и слова цыганки не оказались никчемным вымыслом. Потому что, если не ты, другого уже не будет.

Я вышла из такси. Небо в это утро было хмурым, но я не замечала непогоды. Вместо этого обратила внимание на виды, открывшиеся моему взору. Село находилось у подножья гор, с южной стороны, и, как рассказывал Шандор, в солнечную погоду здесь целый день светило солнце, а холодный ветер не проникал сквозь толщу Кавказских гор. Природа благоволила проживанию в этом месте. Из каждого двора выглядывало какое-нибудь фруктовое дерево или куст, по забору или по металлической решетке над внутренним двором дома, вился виноград или киви, и кругом росли цветы: вдоль заборов, на клумбах, в палисаднике.