в общем, тёртые ребята обычно возят оружие

на самом дне дорожной сумки да помалкивают.

Степанов летает с килограммовой железякой редко,

обычно за спецгрузом мотаются стрелки-испытатели,

те обожают такие поездки и даже иногда дерутся,

так и мечтая скататься в Ижевск за зелёными ящиками,

в которых умельцы Калашникова прячут свои изделия.

Спецгруз из Москвы может означать всё что угодно.

Может, дадут для доставки опытный образец

какого-нибудь сверхсекретного изобретения.

А может статься, заказчикам срочно приспичило

доставить протоколы испытаний или ещё какую бумажку.

Степанову остаётся только гадать – его не спрашивают.

Июль, жара, столичный асфальт плавится под ногами,

Степанов приезжает на Селезнёвку и там выдыхает —

в спецобщежитии есть кровать в шестиместном номере,

а главное – оружейка для приезжих сотрудников.

Проходит неделя, Степанов терпеливо ждёт команды,

но всё впустую – накладка, спецгруз увезла фельдсвязь,

Степанов может возвращаться не солоно хлебавши.

Теперь новая беда – отпуска, авиабилетов нет,

а тащиться восемь суток поездом в плацкарте нет сил.

Через знакомых каких-то знакомых куплен билет,

и Степанов наконец-то взлетает над родной страной,

впопыхах совершенно забыв про чёртов пистолет.

Как он прошёл досмотр с оружием в сумке – загадка.

Степанов истерически хихикает, ощупывая ПМ, а зря —

командир объявляет о посадке в аэропорту Норильска.

Если в Москве сорок градусов, то в Норильске пурга.

Степанов мечется, он не знает, что делать со стволом,

то ли выносить с собой, то ли оставить на дне сумки.

Предъявишь – скандал. Оставишь – а если сопрут?

И тогда, дрожа от отчаяния и стуча от холода зубами,

Степанов наотрез отказывается покидать самолёт.

А пришедшему на крики командиру экипажа шепчет:

– Не могу, везу спецгруз! Вот оно, предписание!

А в бумажке с гербом чётко написано – командирован.

Летун не пальцем делан и начинает что-то подозревать,

но взор Степанова ясен – такие глаза не могут лгать!

А бумага реально грозная, так и тянет откозырять…

В общем, уроки Остапа Бендера не прошли даром:

«Я писал брату Васе! У меня почтовые квитанции есть!»

Капитан чешет лоб, потом машет рукой – ладно, сиди.

Наутро Степанов сдаёт коварную железяку в охрану,

радуясь тому, что сумел выкрутиться из ситуации.

А вот предписание сдавать не спешит – пригодится.

«Всем руководителям предприятий и служб СССР

надлежит оказывать подателю сего полное содействие…»

Бумага крайне полезная, но есть одна проблема —

чем ближе к столице,

тем меньше к ней почему-то уважения.

Видать, много таких Степановых

колесит по Руси-матушке…

Златозубый дядя Толя Олейников – тот ещё чудила.

В кабинет к начальству он всегда заходит не спеша,

исполняя этакую «цыганочку» с выходом из-за печки,

лучезарно таращится и бессмысленно лыбится,

потом медленно опускается на обшарпанный стул,

картинно отклячив кургузенький медвежий зад,

надрывно вздыхает фальцетом: – Эх, молодёжь!

«Молодёжью», надо полагать, он считает Степанова,

который по возрасту младше дяди Толи ровно вдвое,

но имеет должность начальника отдела снабжения,

а Олейников всего лишь начальник складского хозяйства.

Конечно, в своей епархии дядя Толя царь и бог,

но в «конторе» вес имеет совсем незначительный,

оттого и ёрничает, юродствуя, косит под дурачка,

за которого его поначалу принимают очень многие.

В первые месяцы трудовой деятельности на заводе

Олейников прославился в отделе своим «десятым мая».

Рассказывали, что как-то раз в пылу одной перепалки

пригрозил дядя Толя оппонентам этой странной датой,

придёт, мол, десятое число, тогда все попляшете, суки.

Оппоненты кинулись к Степанову – а что будет десятого?