Степанов, сделав умное лицо, сохранил интригу,

но не преминул полюбопытничать у бывшего прораба,

что такого-этакого совершит дядя Толя десятого мая?

– Да просто ляпнул от балды, чтоб сидели и боялись! —

удовлетворённо хихикает деятельный дядя Толя. —

Забегали, значит? А то ишь, то нельзя, это не положено…

Эх, молодёжь! Распустились, всё чаи гоняют, еболдосы!

Это смачное словечко так хорошо отражает реальность,

что Степанов будет таскать его за собой всю жизнь,

кого-то им шокируя, а кого-то, наоборот, веселя —

вот такая память остаётся иногда у нас о людях, да…

Так Олейников называет мастера Вовку Савушкина,

Вовка отвечает в хозяйстве за сбор металлолома,

ходит на работу важно, вечно при галстуке и с папкой,

ни хрена не делает, выражается туманно и витиевато,

балуется в своём кабинетике «весёлой травой» —

а кто пойдёт его искать по грязи на металлоплощадку?

Да и вообще, кому он нужен со своим металлоломом?

Металлоломом в те годы брезгуют, дело копеечное,

Вовку и поставили им заниматься только потому,

что на что-то другое он не способен – еболдос!

Положено отгрузить по плану пару вагонов в месяц —

так весёлые хлопцы из погрузбюро сами всё закинут,

останется только оформить – вот житуха-то, а?!

Выпроводив из кабинета развеселившийся народец,

Степанов убеждается, что в приёмной тоже никого нет,

секретаршу свою перед этим он услал в канцелярию —

разговор с дядей Толей предстоит наисекретнейший.

Оба они пришли на Аянский патронный завод недавно,

дел им никто из предшественников не передавал,

поэтому приходится исследовать огромную территорию

в поисках сокрытых в земле «полезных ископаемых».

Завод строили наскоро, бардака хватало с избытком,

складским хозяйством никто толком не заведовал.

В первый же год Степанов наткнулся на сокровища —

кто-то умудрился закопать в обваловке склада капсюлей

строительный вагончик, набитый тринатрийфосфатом,

который вечно искало основное производство завода.

Потом пришёл Олейников, тоже отрыл сдуру кое-что,

обнаружил под землёю какие-то огромные цистерны.

Тогда не так боялись недостач, как боялись «красноты» —

красным цветом в бухгалтерии записывались излишки.

До Брежнева за излишки могли запросто расстрелять,

поскольку означали они нарушение техпроцесса,

то есть продукция выпускалась заведомо бракованная.

Любой кладовщик приходил в ужас, обнаружив излишки,

а иногда попросту прятал их скорее поглубже в землю —

и рад бы сбыть тринатрийфосфат, но кому он нужен…

Действовать Степанову приходится крайне осторожно,

скандал никому не нужен – а ну как узнает Москва?

Договорились с заводской лабораторией взять пробы,

те пришли в оторопь – в цистернах было чёрти-что,

адская смесь растворителя, кислоты и «солярки»,

рвануть может и не рванёт, но природу изгадит точно.

Не трогать? Но ёмкости нужны в хозяйстве как воздух,

некуда сливать приходящую кислоту и прочую хрень.

Значит, надо как-то нейтрализовать содержимое да слить.

Дядя Толя всю жизнь отработал прорабом на стройке,

он знает точно – всё тайное всегда становится явным,

не найдёшь закопанный «нежданчик» сам – помогут.

Он бродит со стальным щупом по откосам и карьерам,

допрашивает старых работников, гоняет с ними чаи.

Что ни день, то новая находка – закопанный металл,

там и трубы, и кругляк, и швеллеры, и даже рельсы!

Да не по одной и не по две штуки лежат – пачками…

Не завод, а прямо археологический клад какой-то!

Ладно бы с цистернами подземными, там всё ясно —

туда ухари местные сливали то, что девать было некуда.

Но кто металл закапывал, там земли сверху два метра,

это бульдозер с экскаватором работали, не иначе.

Бездонная страна какая-то – одни делают металл,