– Да, – ответил отец Фёдор, тяжело вздохнув. – Но, боюсь, это не те, кого вы хотите увидеть.

Антонио, нахмурившись, молча шагал за ними. Он ничего не говорил, но его взгляд был настороженным, словно он чувствовал, что что-то не так.

Крыльцо дома было скромным – две деревянные ступени, изрядно покосившиеся и скрипучие. Священник поднялся первым и жестом пригласил Лидию и Антонио следовать за ним.

– Осторожно, ступени хлипкие, – предупредил он.

Лидия, держа подол платья, поднялась следом, Антонио замыкал их маленькую процессию. Доски под ногами зловеще прогибались, и каждый шаг отдавался скрипом, словно дом протестовал против их присутствия.

Отец Фёдор медленно отворил дверь. Скрип был настолько громким и протяжным, что Лидия невольно вздрогнула. Антонио слегка дернулся, его рука машинально потянулась к поясу, где раньше всегда был кинжал, но сейчас там было пусто.

Как только дверь открылась, им в лицо ударил резкий, затхлый запах. Это была смесь сырости, плесени и застоялого воздуха, которая сразу же вызвала неприятное першение в горле.

– Ох, – Лидия закашлялась, прикрывая рот рукой. – Чем же здесь так пахнет?

Антонио тоже закашлялся, но быстро взял себя в руки, не желая показывать слабость. Его глаза внимательно изучали внутренности дома.

– Дом давно заперт, – объяснил отец Фёдор, сам задерживая дыхание. – С тех пор, как Ивановы перестали выходить…

Лидия шагнула внутрь, её глаза медленно привыкая к полумраку. Свет из окна едва пробивался через щели в ставнях, создавая тусклое, угнетающее освещение. На полу лежали разбросанные вещи, а стены, казалось, покрылись плесенью.

– Плесень, сырость, духота… Это не просто болезнь, – пробормотала Лидия себе под нос, глядя на следы затхлости.

– Что вы имеете в виду? – насторожился священник.

– Это место словно пропитано смертью, – тихо ответила она, провела пальцем по стене и посмотрела на следы сероватого налёта. – Если люди здесь долго жили, они могли отравиться не только болезнью, но и самим домом.

Антонио молча, кивнул, его взгляд переместился к дальнему углу, где в тени что-то лежало. Он тронул Лидию за руку и указал.

– Там что-то есть, – шёпотом сказал он.

Лидия взглянула в ту сторону и нахмурилась.

– Это… – она подошла ближе, но тут отец Фёдор поспешил преградить ей путь.

– Не стоит, дочь моя, – сказал он с заметной тревогой. – Только бог и наши молитвы могут им помочь.

Лидия остановилась, глядя на него с недоумением.

– Но я должна. Если есть хоть какой-то шанс спасти деревню, мне нужно всё знать.

Священник закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Делайте, как считаете нужным. Только не гневайте Бога своим любопытством.

Она подошла ближе и увидела два силуэта, накрытые старым одеялом. Это были тела, но они казались слишком маленькими. Лидия прикрыла рот рукой, а в глазах заблестели слёзы.

– Это… дети?

Священник кивнул, его голос дрогнул:

– Да. Ядвига и Тимофей. Им всего семь и десять лет.

Дети лежали тихо, будто застыли в хрупкой, неподвижной позе, словно опасаясь, что любое движение разрушит их последние силы. Их тела казались призрачно хрупкими: острые, тонкие плечи еле прикрывала истончившаяся одежда, а ребра едва скрывались под натянутой, бледной кожей. Лица их были почти прозрачны, будто высечены из белого мрамора, с едва заметным румянцем на впалых щеках, который скорее напоминал слабое свечение, чем знак жизни.

Только слабое, едва уловимое дыхание, почти сливавшееся с шелестом ветра за окном, напоминало о том, что жизнь ещё теплилась в их истощённых телах. Глаза, закрытые плотно, словно створки раковин, скрывали за собой боль, усталость и какой-то тихий, едва заметный отблеск надежды. В комнате стояла тягостная тишина, нарушаемая лишь едва различимым звуком их дыхания и мягким потрескиванием старых половиц.