Всё, тишина, Данечка успокаивается и засыпает у меня на руках.

Жанна заходит в комнату без стука, садится рядом, шумно выдыхает. От неё пахнет сигаретами и кондиционером для белья. Крупная, громкоголосая и весьма уверенная в себе дама. Я побаиваюсь женщин, подобных ей, но в то же время и завидую. Мне хочется быть такой же сильной, такой же спокойной, такой же бесстрашной и независимой.

– Орал твой ночью, – констатирует она.

– Да, с начала покакал, затем живот,– отвечаю, поймав себя на том, что говорю с трудом. Язык заплетается, в голове звенят колокола.

– Да я не о малом, – с усмешкой отмахивается Жанна. – Я о мужике твоём. Мудак он, гнать таких надо поганой метлой. А мы дуры-бабы держимся за них, угождаем.

Молчу. Оправдывать Виталика нет ни сил, ни смысла. Да и Жанну не переспорить.

–– Все они козлы, – продолжает соседка.– У меня их трое было. Всех прогнала, один блядуном оказался, другой пьяницей, третий- лентяй, каких поискать. Никого мне не нужно. Вот есть у меня Таиска, для неё и живу. Поверь мне, подруга, мужик- всего-навсего средство, а не цель. А по-настоящему, счастливой женщина может стать. лишь родив ребёнка.

Молча соглашаюсь. Как бы мне не было трудно сейчас с Данечкой, я ведь счастлива. Так как нет любви более чистой, искренней, сильной, чем любовь к своему ребёнку.

– Сегодня твоего Даньку купаем, не забыла? – спрашивает Жанна, и я ловлю себя на чувстве облегчения. Чёрт! А ведь я боялась, что Жанна забудет или откажет, сославшись на дела. А одна я не справлюсь. Купание ребёнка для меня, как ни крути, высший пилотаж.

– Спасибо, Жанн,– выдавливаю из себя. – Ты мне так помогаешь.

– Да брось, – отмахивается соседка. – Тоже мне, дело великое.

Мы перекидываемся какими-то незначительными фразами, и Жанна уходит. А я, обессиленная валюсь на диван и проваливаюсь в сон без сновидений.

Просыпаюсь от холода и пронзительного плача Данечки. За окном метёт. Ветер швыряет пригоршни снега в стекло. Деревянная рама пропускает струи ледяного ветра. Сегодня гулять не идём. Декабрь. Через две недели Новый год. А я не чувствую ни предновогоднего дурмана, ни желания бегать по магазинам в поисках подарка. Некому дарить, нечего ждать. Во мне живёт лишь отупляющая, сводящая с ума усталость и страх того, что Виталик не вернётся.

Комната наполнена серым светом. Эта серость повсюду. Она окутывает мебель, разливается по полу и потолку, растекается по сердцу.

Прижимаю к себе сына, малыш затихает в предвкушении, чмокая губами.

Тёплый, мягкий, пахнущий молоком. Вот оно- счастье.

А может, пусть не возвращается, нам и вдвоём хорошо.

Тревога отодвигается, гадкое ощущение безнадёги и безысходности растворяется в потоке света и безграничной любви. Мой мальчик ест, а я, закрыв глаза, просто сижу, благодарно впитывая всем своим существом это блаженство, это не с чем несравнимое чувство радости, эту, окутавшею меня, нежность.

Однако, повседневные заботы никто не отменял. Необходимо закапать глазки. Педиатр сказала, что, если глазки не перестанут гноиться, после назначенных капель, придётся прочищать слёзный канал.

Кладу малыша на диван, достаю флакон с каплями. И снова задача, с которой любая зрячая мама справится за две минуты, а я не справлюсь. Сажусь рядом с Данечкой, осторожно нащупываю линию ресничек, жду, когда она опустится вниз. Всё, малыш прикрыл глазик, можно капать. Нахожу внутренний край, выдавливаю капельку. Когда сынок откроет глазик, капелька скатится непосредственно в него.

Кажется, дело сделано! Выдыхаю с облегчением.

Через час, после того, как мне самой удаётся позавтракать, в дверь стучит Таиска.