– Пятикомнатная в центре принадлежит Олегу, ему одному, понимаешь? Он меня прописал, как жену. И я, как прописанная жена, имею право в квартире оставаться, пока благоверный не выставит в случае развода. Только я не спущу мерзавцу, в тот же день подам на обмен. Часть жилплощади отсужу или получу свою долю в денежном эквиваленте.

– С Жилищным кодексом я знакома, там теперь новые правила. Право собственника превыше интересов второго супруга и даже детей. Ничего ты не получишь, если Олег добровольно не вздумает поделиться. Рога мужчину щедрее не делают.

– Фи, как я напугалась! Умные бабы в Москве с мужика на мужика скачут, только брюлики бренчат, не один закон обошли. У тебя та же ситуация. – И хитренько подмигнула.

У меня?? Чтоб я с Сашей судиться? Разрушать единственное жилье, которое он от погибших отца с матерью получил? Уеду тем же днем, как стану не нужна. Тьфу-тьфу-тьфу, никогда не уеду! Наша любовь не лопнет как радужный мыльный пузырь!

– А у Анны Михайловны, – изливала душу болтушка, не замечая моей нарастающей антипатии, – однокомнатная в Немчиновке. Почувствуй разницу. Она в ободранной хрущевке четверть века домочадцам кровь сосала. Муж не выдержал, убежал, дочь выросла и смылась заграницу. Сын стал хорошо зарабатывать – отдельные хоромы себе построил, свободно зажил, как хочется. А когда в Канаду собрался, решил помириться с мамой. Попросил помочь молодой жене в Москве освоиться, в театральный институт поступить. И конвертик тугой оставил, чтобы ректору подарила.

– Даже взятка не помогла? – мой голос выдал невольное разочарование.

– Да не было никакой взятки! – с жаром пожаловалась Ирина. – Посмотри на ее шмотки, на бриллианты! Пришла к нам нищая, уедет королевой. Олег шлет большие доллары из-за бугра, чтоб оплачивали репетиторов. Она все себе загребает, пристроила меня в занюханную самодеятельность. Надеется, шанс подвернется, бесплатно протолкнет сноху на телевидение. И сыну угодит, и карманы набьет.

– Но шанс уже опущен… По твоей вине.

– По моей?! И ей все поверили! – возмущенно взвилась девчонка, фиалковые глаза блеснули злым огоньком. – Ты слышала, что сказала: «Сын приедет, сам разбирается». А Олегу не пишет, не звонит. Знает: сама сплоховала, не вовремя сунулась. Юлиану свидетели не нужны, у него Агнесса ревнивая, попросил нас отчалить с миром. Я на себя вину приняла, в давалках теперь хожу, а она оскорбленное достоинство корчит. Олегу ее достоинство до фени. Приедет весной – все ему расскажу.

И Ирина с усиленным рвением принялась за дыру в колготках.

– Сегодня опять перевод за меня получила, по бутикам отправилась, – процедила с нескрываемой ненавистью.

Я сидела в растрепанных чувствах. Конкретные, уверенные представления о поневоле сплоченной парочке рассыпались как карточный домик. И собрать его было уже невозможно.

Девушка подтолкнула в мою сторону кулек с трюфелями. Я машинально развернула обертку, положила конфетку в рот. Воевать с невезучим созданием уже не хотелось.

– А зачем ты пришла до двенадцати? Я так и не поняла. О моей простоте не начинай, ладно?

Ирина вздохнула:

– Штуцер предложил четырех актрис на главные роли. Но никто не утвержден окончательно и дублирующий состав не набран.

– Запасной состав? Как в хоккее?

– Конечно. Запасные артисты, которые знают назубок чужие роли и все требования режиссера, крайне необходимы. Сама посуди. У Анжелы, – начала перечислять Ирина основной квартет, – женихи за границей. Дождется вызова, вмиг все бросит и свалит.

– Жених?

– Женихи. Ой простая же ты, Евгения… Чтобы добиться вызова одного богатенького Буратино, немца, француза или американца, надо писать сразу многим, на их языках. Анжела на переводчиков работает. Между делом, ломится на телеэкран.