Дверь дома была распахнута настежь, а навстречу торопливо шёл крупный, совершенно седой человек с бритым моложавым лицом. Говорил он громко и так же стремительно двигался. Как-то неожиданно быстро все очутились внутри дома, и там уже стоял их багаж. Софья, посмотрев на свои грязные пимы, попятилась с ковра, который лежал на полу, и вдруг увидела себя в большом зеркале: крестьянский тулупчик, купленный ещё в Томске, зиял прорехами, и из них торчала шерсть. Саша выглядела не лучше в таком же тулупчике. «Душенька Софья Викентьевна, – загремел Кирилл Антонович, – не надо глядеться в зеркало! Сейчас вы все отмоетесь, переоденетесь, за самоваром посидите – не узнаете себя! Ваши баулы в дальние комнаты пока перенесут, располагайтесь». И столько доброжелательной силы было в Иваницком, что дальше всё именно так и произошло, и к столу Мальцевы и Станкевич вышли чистыми, переодетыми и отдохнувшими.

«Да-да, – думала про себя Саша, – всё повторяется. Такими же «сухими листьями» оказались в нашем доме Лариса Константиновна с малышкой Анютой, потом уже нас занесло в томский дом к Бахметьевым. Интересно, какая жена у Кирилла Антоновича? Только бы не «Мусенька Бахметьева». Этот же вопрос, видимо, волновал и Софью.

– Кирилл Антонович, а как ваша супруга отнеслась к нашему приезду? – нерешительно обратилась она к Иваницкому.

– Не волнуйтесь, уважаемая Софья Викентьевна, – добродушно захохотал Иваницкий, – моя супруга к вашему приезду никак не отнеслась – её нет… Да не извиняйтесь, дорогая, она жива, в полном здравии и находится в данный момент в Америке, куда укатила со своим новым мужем, бросив нас с Юлькой. Вот так… А Юлька – моя дочь и ровесница вашей Александре, она скоро появится».

Постепенно застольная беседа становилась всё более оживлённой, и даже немногословный и хмурый Станкевич разговорился. Но пережитое не хотело отпускать даже здесь, в красивом, благополучном, мирном доме, и разговор возвращался к бегству от войны.

– Вот что, господа, – тихо заговорил Кирилл Антонович, – то, что случилось с Россией – большая трагедия. Мы здесь, в нашей «счастливой Хорватии», никогда в полной мере не сможем понять, как же до этого было допущено. Мы можем только помочь, сколько будет в наших силах… Теперь предлагаю отправить наших милых дам отдохнуть, а мы в одиночестве пропустим рюмочку-другую за ваше будущее!

Уже с наслаждением вытянувшись в чистой постели, пахнущей какими-то душистыми травами, и почти засыпая, Саша в полусне вдруг снова увидела китайца с длинной косой, сошедшего с дедушкиной чашки.

Сколько она проспала в этой тихой комнате, но когда внезапно проснулась и села, сумерки смотрели в окно. В дверь постучали, Саша вздрогнула от неожиданности; «войдите», – тихо ответила, и на пороге появилась девушка лет шестнадцати. Она с любопытством смотрела на Сашу, а Саша на неё. «Юлька! – представилась девушка, – а ты Саша, я знаю». Саша внезапно оробела, почувствовав себя бледной и худой с кое-как остриженными волосами.

– Ты ещё хочешь отдохнуть? – после недолгого молчания спросила Юлька.

– Нет-нет, – заторопилась Саша, – я встаю! – И надевая приготовленное для неё платье, видимо, Юлькино, чтобы не молчать, спросила: – А что такое «счастливая Хорватия?

– Это такое шутливое название всей нашей маленькой страны, – важно ответила Юлька и засмеялась. – Ну, посуди сама, что такое «полоса отчуждения вдоль Китайской Восточной Железной Дороги»? Да ещё и с административным центром во главе – городом Харбин! Нет, мы любим эту полосу отчуждения и потому она – «счастливая Хорватия», а во главе у неё генерал Дмитрий Леонидович Хорват, управляющий Администрацией Железной дороги. А «счастливая»… Потому что счастливая, и всё!