– Это ты сам? – недоверчиво переспросила она.

Федька покраснел и кивнул головой.

– А это Саше… – Федька покраснел ещё больше, даже испарина выступила на лбу, – рыбка… тоже сам.

Крошечная рыбка из красноватого камня оказалась на ладони у Саши.

– Этот камень орлец, ну или родонит называется – пояснил Федька, – а птичка из гранита…

Софья Викентьевна разглядывала маленькие каменные фигурки.

– Фёдор, – мама впервые так назвала Федьку, – да ты настоящий мастер! И когда же ты научился этому… – мама хотела сказать «ремеслу», но запнулась – такому искусству?

– Так я же, Софья Викентьевна, уже год работаю на гранильной фабрике, как мой отец. Он меня поначалу-то и учил… Только до мастера мне ещё далёко! Много учиться надо.

Митя с гордостью посмотрел на друга и торжественно заявил:

– Между прочим, Фёдор хорошо рисует и когда-нибудь добьётся славы Денисова-Уральского1!

– Нуте-ка, – заинтересованно проговорил Степан Иванович, – дайте и мне внимательно рассмотреть творения! – Он снял пенсне и поднёс каменные фигурки поближе к глазам. – А что, Софья Викентьевна, может и удостоимся чести быть приглашёнными на выставку Фёдора, как когда-то побывали у Денисова-Уральского!

Мите послышалась насмешка в голосе отца, и он запальчиво проговорил:

– Денисов-Уральский тоже из рабочей семьи, а стал известным художником-камнерезом!

– Ты, Фёдор, молодец! – с уважением сказал Степан Иванович. – Но хочется также узнать, чем наш сын Дмитрий планирует заниматься после окончания гимназии?

– А я бы хотел быть горным инженером! Или находить руду и всякие минералы и самоцветы для художника- камнереза Фёдора Данилова! – весело крикнул Митя.

***

Александра прислушалась к тишине и непривычной пустоте комнаты, где умерла мать, выпрямила затекшую спину и начала быстро выдвигать ящики стола. «Господи, да где же они? Ведь были в такой маленькой коробочке…» На пол полетели какие-то бумаги, выкройки и вот она – та самая коробочка, обтянутая потёртым шёлком, а в ней, бережно завёрнутые в вату, миниатюрные фигурки: рыбка из родонита и гранитная птичка. Александра подержала в ладонях рыбку, погладила её и снова положила в коробочку. «Орлец или родонит» – проговорила она вслух и обернулась, словно кто-то мог её услышать. Пожалела, что не сохранилась островерхая «уральская горка» – соединённые в пирамидку с маленьким гротом в основании разные самоцветные камушки. «Сашенька, смотри – это агат, словно мороз на тёмном стекле картины оставил, а это сердолик – в нём солнце спряталось, а это малахит – весенние листочки. А этот камень зовётся гематит, а по-нашему – кровавик. Название страшное, а камушек красивый…» – неспешно рассказывал Федька. «Сашка, – звал Митя, – посиди, тебя Фёдор рисовать будет!» Софья Викентьевна разглядывала Федькины рисунки, старательные, ученические, и даже ревнивым материнским взглядом она отмечала, насколько этот мальчишка-гранильщик целеустремлённее её сына. «Молодец!» – одобрительно отзывался о Федьке Степан Иванович и вопросительно поглядывал на Митю.

…«Где же ты, братик, и где твой друг – приятель Федька? Довелось ли вам пожить или давно вас нет на земле?» Александра неудержимо расплакалась, что случилось впервые после смерти матери. «Сколько потерь, сколько невосполнимых потерь! Проклятая война! С неё начались все беды, с войны, которую никто не ожидал…» Александра всхлипнула, привычно поправила растрепавшиеся волосы и продолжила свою работу: надо было собрать всё, что могло пригодиться в новой жизни…

…Лето 14-го года пришло, как всегда для Саши, с весёлыми заботами. Удачно закончились весенние испытания в гимназии, впереди была поездка на поезде до Кыштыма, большой сад вокруг дома, пруд с карасями и бабушка с дедушкой! В ожидании путешествия Саша завела дневник и на первой странице, подражая старшим девочкам, записала: «И ску…, и гру…, и некому ру…», что значило: « И скучно, и грустно, и некому руку…» Потом дневник был заброшен: наконец-то был уложен дорожный сундук, Шамсутдинов запряг Рыску и отвёз всю семью на вокзал.