А я прилип к окну, не в состоянии определить, что я хочу больше – просто прожить этот момент или запомнить его таким, каким он был. Каким я буду выхватывать его с полочки добрых воспоминаний. Ведь хоть это и двадцатый поход для меня, но впервые я еду сам, своей компанией. Все же висело на волоске. Настолько, что, казалось, и не выйдет вовсе. И что там не говори, вот эти вот конкретные пацаны – просто красавцы. Потому что не спрятались под кровать, не отделались равнодушием, как это сделали те, кто намного громче голосил о том, как мы славно поедем.

На практике, когда я закинул удочку про поход, улов был небывалым. Ехать собиралось человек тридцать. Мы обсуждали, продумывали, представляли десятки сценок, как оно там будет. Целый караван лодок, девчонки, приключения, развлекуха нон стоп. Дураком быть ни к чему – я думал, что реально нас поедет человек десять. Но и пессимизм хотелось оставить другим временам – то, что в какой-то момент нас останется два с половиной, я представить не мог.

Знаешь ведь, как оно бывает. Хэй, Диман, слушай, я чет уже подустал за лето от всего этого – но на следующий год точно. Или – ну смотри, у меня ни снаряги, ни бабла… Или – прикинь я такую тут чику заприметил, надо ковать, пока горячо. Сори, тайга отменяется. Или – знаешь, я вот на дачку сгонял, там то же самое почти, но без такого гемора. Или – мне надо к родителям съездить, я что-то и забыл про это. Или – мне тут внезапно оказия выпала на море скатать в Геленджик, почти бесплатно, надо брать, пока дают.

И поначалу раздаешь советы, мнения высказываешь, что-то там пытаешься придумать, предложить, выкружить. А потом остается только презрительное – Ок, Ок, Ок. Не надо и не надо, вам не надо, значит и вас не надо. Таким макаром остался я и Сазан. Ларик излагал что-то невразумительное. А от Кислого у меня даже контактов не было. Потом еще Сазан заболел чесоткой перед самым выездом. Вот ведь тоже. Я думал ей только бомжи и старики болеют. Но вроде он уже оклемался. Мазь да помазок какие-то взял на всякий случай, но божился, что не заразный. А Ларик с недельку назад, между прочим, заявил, что готов брать билет. Кислому же просто на общей пьянке сказали, что мы едем. А он такой – «и я тоже хочу». Потом про Кислого в принципе забыли. А он как грибок из-под листика выпрыгнул – и прямо сюда, в вагон. Вот такая вот компания. Сгомонь на выезде. Распахивайте дверцы.

– Пацантрэ, не получится у нас тут нормально посидеть. Народ спать залег, детвора вокруг, погнали в тамбур! – предлагает Ларик.

И правда, молча звякать под столом стаканчиками и перешептываться, косясь на соседей, совсем не то, чем хотелось бы заниматься этой славной ночью. Играть с ними: я выслеживаю втихаря – а я не палюсь. Ну его. С ходу принимать сторону зла тоже ни к чему. Мы еще притремся друг к дружке в этом вагончике, как старички в пансионате, торопиться не надо. Лучше выказать понимание и перейти в тамбур. С кружками, банками и склянками, сухариками, хлебом и краковской колбасой.

Заходишь в тамбур, и как будто вагон начинает потряхивать ощутимее. Шумит вагон, бежит поезд, стучат колеса. Свистит ветер по щелям. Окна мутно постреливают светом пролетающих фонарей. Воздух более живой от просочившейся неприкрытой природы вокруг, но умаслен и загнан под жесткую корку табачными дымами и потом, опрыскан отрыжками. Думаю, здесь было бы невероятно круто прикурить, посматривая по сторонам и думая о своем, с видом «Браток, а знаешь, я столько повидал в этой гребаной жизни…». Но не курю. Зато прикуривает Сазан.

– Так-с, ну что мы имеем? Давайте жарить портыш. – мне это кажется лучшей стратегией.