– Ну хорош, жара же! Снимай уже свой тубус!

– А хрен ли снимай, вы наперли, как опоздавшие, куда я вам его дену?

– Корове под муда!

Сазан с хрустом сбрасывает на пол карандаш с железом. Я подкидываю рюкзак Ларика на верхнюю полку. На мгновение позвоночник выгибается палкой, и я думаю, что вот так жизнь очень ловко ограничивает свободу действий. Но это только мгновение. А потом все встает на свои места, рюкзаки рассовываются куда ни попадя по вагонным окрестностям. В завершение этой деловой суеты наступает момент, когда сердобольные семьи вздыхают удовлетворенно, осматривая свои владения, и начинают раскладывать курочку, яички, соль, гурки и помидорки. Он как раз означает, что время дороги настало.

Только Кислый стоит нерешительно, все еще взнузданный.

– Пацаны, а че вы столько барахла набрали?

– Кисл, ну, во-первых, ты из общака только чай байховый взял… – начал Сазан.

– Ни хера подобного, еще спички охотничьи, удочку. – Кислого не объегоришь.

– Херудочку! – сразу реагирую я.

– Не, а серьезно? – не унимается Кислый.

– Серьезно, мы на полярный круг едем на две недели, в воде и в лесу сидеть, тебе же Ларик вроде как должен был рассказать, что к чему. – поясняет Сазан.

– Да, я ему писал и список, и раскладку, и маршрут примерно. – вяло констатирует Ларик.

– Кисл, а ты посмотрел, куда мы катим? – мы за что-то все топим пацана.

По морде видно, что ни черта Кислый не посмотрел. И что, похоже, не сильно вник в детали, так сказать. Ну, например, чем отличается поход от выезда на выхи водки попить с палатками. А что – тоже природа, и костер. И также благолепие в голове рисуется. «На природу!» – и выдох томный, предвкусительный. Вот и попал Кислый в мясорубку судьбы нежданно негаданно. Как кур в ощип. А это вам не с практики отчислиться, и не в молодежке при партии на секретарш глядеть. Здесь понятие нужно.

– Да ладно, забей – разберемся. – я махнул рукой.

– А че вы так наскакиваете сразу. – буркнул Кислый обиженно.

– Да хорош, глотни вот – дверцы золоченые откроются. – Сазан, не Сазан, а змей-искуситель.

– Да чтоб по солнышку разливалась. – мечтает Ларик.

– Мягкая, терпкая. – присоединяюсь я.

– Да пиво же было, с пива…? – Кислый думает вмешаться в судьбу.

– Пиво на запивон тебе пойдет.– отрезает Ларик.

И вот Кислый, не сняв рюкзака, в проходе, припадает аккуратно, язык обмакивает и губы умасливает – «Пшеничной», а на ней визгливо поигрывает вагонная лампочка. И откуда-то разносится «Провожающие, освободите вагон». А у нас провожающих нема. Мы только обозначаем пшеничное братство. Вразнобой, роняя пену, хватаем кто пиво, кто лимонад из пакетов. И поезд, поскрипывая, отправляется.

– Что это мы так-то вот, сразу? – выдыхает Кислый.

– Эх, хороша! – не слушает его Ларик.

– Клюшница делала. – констатирую я.

– Нормалек пшеничка, тепловата только. – рассудительно замечает Сазан.

– А ты с каких это пор холодную начал пить? – интересуется Ларик.

– Да я бросил скорее, как зима прошла. – отмахивается Сазан.

– И вот не забыл ведь. – пихаю Сазана локотком.

– Нам нужно ревизию сделать и выработать подход. – предлагает Ларик.

– Ну да, а там и обсудить что к чему. – соглашаюсь я.

– Ага. – утвердил Кислый.

На этой сладкой ноте почему-то все замолчали. И только смотрели, как за окном медленно проплывают московские огни. Внешний жар спал, а внутренний только зашевелился. Заглядывал проводничок, раскидал простынки. Сазан пролез за скатанным валиком полосатого матраса. Кислый что-то успокаивающе говорил кому-то из внешнего мира о нашей благопристойности. Ларик зачем-то схватился за описание и лоцию к маршруту.