Когда цветёт липа Руслан Адамов

Я гнал свой велик по просёлочной дороге, прям как в той эстрадной песне про букет полевых цветов, правда, в плеере моём звучала совсем другая музыка – классика рока конца 70-х прошлого столетия! Вокруг простирались бескрайние поля, цветущие луга, приветственно шелестели листвой небольшие перелески – одним словом, пастораль. Сельская идиллия, как выразился бы какой-нибудь поэт золотого века. Брала гордость и захватывало дух от таких просторов наших земель. Хотя это теперь уже наших, а семьдесят с небольшим лет назад всё это принадлежало германской Восточной Пруссии.

Я не так давно переехал в Калининградскую область, где у меня проживала родная тётка – сестра отца. В жизни последние пять лет как-то не складывалось: ни в карьере, ни в семье, ни в отношениях, – поэтому в один прекрасный момент написал заявление по собственному, сообщил бывшей жене, что меняю ПМЖ, продал свою долю в квартире и покинул родное Подмосковье, подавшись на крайний запад России.

Скажу честно, шаг был весьма опрометчивый, но я привык к спонтанным решениям и постоянным импровизациям – может, потому и не устаканилось ничего в моей жизни к тридцати двум годам.

Тётка, конечно, звала и рада была, но как-то переоценили мы наши силы и возможности. С работой в Калининграде было туго. Ну, хотя как туго – работа была, но не по моей специальности и опыту. Благо были кое-какие навыки. Кому комп починить, где таксануть на старом Опеле, ну и так, по мелочам. А как лето настало, тётка меня к себе на почту устроила временно, почтальоном. И вот, гнал я свой велик по просёлку, к самой дальней точке доставки – небольшой деревне Романовка, куда необходимо было отвезти плотный жёлтый конверт: не то письмо, не то бандероль. Обычно по дальним краям Михал Семёныч мотался на древнем Москвиче АЗЛК пролетарско-красного цвета, с хромированным бампером, точечно поеденным ржавчиной. Но в этот раз он спину надорвал, лежал дома на больничном, вот мне и пришлось велопробег совершить – а больше у нас в отделении некого было в такую даль посылать. Навигатор никак не мог найти маршрут к той самой Романовке, благо помогли старые бумажные карты и мой небольшой навык по ним ориентироваться.

По моим прикидкам минут через двадцать я должен был добраться до точки назначения, но за спиной сгущались грозные тучи, предвещая июльскую грозу и ливень. Да и па́рило, несмотря на позднее утро, уже нещадно. Моя безрукавка прилипла к телу не только на спине, но и на груди.

Впереди ещё ярко светило солнце, а позади тень от туч нагоняла меня, явно выигрывая в скорости. Пришлось поднажать на педали и ускориться до спасительной липовой рощи, виднеющейся метрах в двухстах, где я надеялся хоть как-то спрятаться от крупнокалиберного, но по обыкновению скоротечного ливня.

Дорога была старой, покрытой ухабами, хотя при немцах содержалась в порядке, о чём свидетельствовала сохранившаяся местами брусчатка, выложенная некогда аккуратными узорами.

Я ворвался под спасительную сень лип в последний момент, когда над головой громыхнуло и очередь первых, ещё редких капель дождя зацепила мне спину.

Липы были в цвету и росли так плотно друг к другу, что образовывали вдоль дороги своеобразный тоннель, практически скрывая небо за густой листвой. Едва я въехал под своды аллеи, как меня окружил тягучий аромат липового цвета. Хотелось просто остановиться и посидеть под деревом, опираясь спиной на грубый ствол и вдыхая этот медовый запах июня. Но вот только дождь подстёгивал, не давая расслабиться, а его крупные капли пробивались сквозь густую листву аллеи и с каждым разом снова поражали меня своей шрапнелью.

Дорога виляла, загибаясь причудливой кривой среди вековых деревьев. Перед каждым поворотом мне чудилось, что я вижу чей-то силуэт, мелькающий среди толстых стволов, но едва я преодолевал этот поворот, как впереди маячил очередной и никого не было. А после я замечал этот силуэт вновь, и мне даже удалось разглядеть длинное красное платье и копну тёмных волос. Я пытался выжать всё, что мог, из велосипеда, объезжая ухабы и наполняющиеся лужи и рискуя поскользнуться на мокрых камнях брусчатки.

И всё-таки я не ошибся! За очередным поворотом мне открылся прямой участок дороги, липы редели, и впереди уже маячило жёлтыми пятнами солнце, пробившее в тучах брешь и слепящее блеском дождевых капель, осевших на широкой листве. Прямо передо мной, метрах в двадцати, шла женщина, на ней действительно было красное платье, а по спине рассыпались тёмные, переливающиеся в солнечном свете волосы. Шла она неторопливо и, когда услышала шум нагоняющего её велосипеда, остановилась и обернулась ко мне. Чёрные брови и добрая улыбка – это всё, что я успел заметить, прежде чем раздался треск в ушах и яркая вспышка ослепила меня…

Пришёл в себя я, лёжа на мокрой траве. Правый локоть саднило, бедро справа тоже болело, раскалывался затылок, а перед глазами плясали зайчики, как если на сварку поглядеть. Я пытался проморгать слезящиеся глаза, потому и не сразу увидел её, склонившуюся надо мной и что-то говорящую. В ушах звенело, и слова доносились откуда-то издалека, словно сквозь шум радиопомех:

– Ты как? Живой? Встать сможешь?

Это была та самая женщина, взгляд её был взволнованный, а в глазах неопределённого цвета (тёмно-синий, минуя серый, становился вдруг малахитово-зелёным, я ещё подумал – классные линзы) бушевала будто океаническая буря.

Я разглядывал эту неожиданную попутчицу. Она сидела на траве, подогнув под себя ноги, склонившись надо мной и держа на моём плече руку, – наверное, тормошила меня, пока я приходил в себя.

– Что… случилось? – голос я свой не услышал, скорее понял, что задал этот вопрос.

Да и её слова больше читал по губам:

– Молния в дерево ударила. Перед тобой прямо. Ты и свалился. А может, отбросило тебя. Как ты себя чувствуешь?

Считывая сказанное, я невольно залюбовался её губами цвета спелой малины, потому и ответил не сразу.

– Нормально, – произнёс я, отвечая сразу на все вопросы. Выдавив из себя подобие улыбки, я попытался подняться, сморщившись от боли.

Женщина тоже встала, машинально отряхнув колени от мокрой травы. Взяв меня за руку, она помогла удержаться на нетвёрдых ногах, пока я пережидал приступ головокружения.

Бедро болело, но идти через боль мог. Вроде не сломал ничего. Голова гудела, перед глазами плясали точки, но зрение и слух постепенно возвращались. Ссадина на локте и вовсе была мелкой царапиной.

Я осмотрелся кругом. Дождь уже прекратился. Впереди дорогу перегораживала огромная ветка с полдерева, толстый край её был обуглен и дымился. Велик валялся в одной стороне, рюкзак с почтой – в другой. Я проковылял до рюкзака и, проверив, что не испортил корреспонденцию, машинально закинул лямки за плечи. С велосипедом было хуже: переднее колесо погнулось и спустило. Дальше на таком ехать было рисково, требовалось как минимум заклеить и накачать камеру.

– А Романовка далеко? – спросил я у женщины в красном платье, стоявшей неподалёку и наблюдавшей за мной.

– Там, за рощей, – показала она рукой именно туда, куда я и держал путь.

«Значит, судя по просмотренной накануне карте, до деревни плюс-минус километр» – размышлял я. Велик можно докатить, а там уж найду, чем камеру заклеить да накачать.

– Только правильное название «Романьево». Вы нездешний, наверное! – женщина уже справилась с волнением, охватившим её в первые минуты произошедшего, и теперь учтиво обращалась ко мне на «вы».

– А мне туда письмо доставить нужно, – пропустил я мимо ушей её замечание. – Я почтальон. Только адрес странный. Романово, дом N1. Ни фамилии адресата, ни имени.

– Ну что ж, идёмте вместе. Поищем вашего адресата, – женщина доброжелательно, но при этом загадочно улыбнулась. Подобрав небольшую корзинку, наполненную чем-то жёлтым, она неспешно пошла по начавшей уже подсыхать дороге, а я двинулся следом, прихрамывая и катя рядом искалеченный велик.

Только сейчас я смог разглядеть получше женщину, встреченную на этой странной дороге. Красное – я бы даже сказал, алое, как пионерский галстук, – платье облегало её крепко сбитую фигуру, подчёркивая женские округлости, что пониже спины. Чёрные, с рыжеватым отливом волосы рассыпались по плечам и спине, подпрыгивая в такт движению, и матово блестели в лучах солнца. Походка незнакомки была изящной и грациозной, словно шла она не по разбитой грунтовой дороге с проплешинами брусчатки, а по просторному залу какого-нибудь дворца или замка. Платье её заканчивалось над коленями, открывая белые упругие икры. А на ногах были обычные светлые босоножки.

Я догнал мою неожиданную попутчицу и, поравнявшись с ней, поковылял рядом. Она лишь бросила на меня мимолётный взгляд и, улыбнувшись каким-то своим думкам, опустила голову, глядя себе под ноги, машинально поправив спавшую на лицо густую прядь волос. От неё исходил приятный летний аромат, и лишь спустя несколько секунд до меня дошло, что это пахли цветки липы, которые лежали в корзинке женщины.

– Меня Глеб зовут. Я почтальон. Хотя я вроде уже говорил. А вы? Вас как зовут? – кажется, слух вернулся, и я уже вполне сносно воспринимал речь.

– Аксинья! – ответила она, вновь бросив на меня взгляд, и цвет её глаз с тёмно-синего сменился на зелёный. Хотя это, конечно, был эффект её линз. Ну, или луч солнца скользнул так по её лицу.