– Да не бил я никого!

– А ты вспомни. Полицейский вчера был?

– Ну был.

– В номера тебя приглашал?

– Ну да, приглашал, я ещё подумал: какие номера, я же не баба.

– Вот, а ты его за это по морде и оружие отобрал.

– Да пистолет мне почтальон принёс.

– Какой почтальон? Ты сам-то в это веришь? Некогда мне тут с тобой размусоливать, меня кошечка заждалась, – Балберит натянул на себя маску бэтмена и взял со стола упаковку таблеток. – Придётся на сухую вечер проводить. Костюм в шкафу. Вот тебе паста гои, шпоры надрай, они медные.

Кот встал на четвереньки, передёрнул лапами, как бык на корриде, и прыгнул в форточку. Но проём оказался слишком узкий.

– Мяу, мяу, что ты смотришь? Видишь, я застрял. Тащи обратно.

Дима, наверное, бы удивился, но то ли валерьянка, то ли события прошедшего дня дали о себе знать. Дима не спеша встал с табуретки, схватил кота за лапы и выдернул обратно на кухню, плюхнув головой об пол. Балберит встал на задние лапы, отряхнулся и подошёл к окну.

– На, подержи, – протянул он лорнет Диме. – Да, жрать надо поменьше, пожалуй.

Похлопав себя по животу, кот открыл окно и сиганул вниз. Разглядывать место падения наш герой уже не стал. «Коты очень даже недурственно летают, – подумалось ему. – Пожалуй, надо ложиться спать», – сказал он сам себе, убирая лорнет в ящик стола рядом со шкатулкой.

Дима лёг на кровать и долго ворочался. «Не так я живу, не так. Таня вот ушла и дочку с собой забрала. В квартире как-то пусто стало и одиноко. Не найти мне лучше женщины. Да и любила она меня и я её. Любил, а изменял… Да было бы с кем, они и мизинца её не стоят. Как она просила, предупреждала: прекращай пить, а то уйду. А я всерьёз не воспринимал. И вот она, чаша терпения, лопнула. Я переполнил эту чашу своим равнодушием и расколол на мелкие осколки. А как теперь их собрать и склеить? Как восстановить сосуд нашей семьи? Не надо собирать, не надо клеить! Надо лепить новый из того, что есть, убрав глину недопонимания, недоверия, эгоизма и раздражения. Со спиртным надо завязывать, с женщинами тоже…»

С этими мыслями Дмитрий задремал. Снился ему рыжий кот, запряжённый в тачанку, на которой сидел одноглазый казак с чубом на голове и длинными усищами. Казак погонял кота, махая кнутом, покрикивая: «Но-о-о, пошёл, плешивый». Кот дико орал и пытался перевернуть телегу. За спиной у казака раздавалась песня «Ой ты, степь широкая, широкая раздольная». Там сидела крыса и заправляла пулемётную ленту в максим. Казак тоже начал подпевать: «Ах ты, Волга матушка, Волга вольная». Кот остановился и проговорил: «Не дойти нам до Волги, у меня уже лапы отваливаются. Давайте крысу запряжём». – «Меня нельзя, я тылы прикрываю», – откликнулись та. «А ну, одноглазый, давай сюда кнут и полезай в узду», – вскричал кот. «Меня запрягать нельзя, я инвалид, – Ксенофонт протянул Балбериту справку на трёх листах. – И вообще, ты опять валерьянки нажрался, тебе за руль нельзя».

Чем закончился спор, Дима так и не узнал, потому как наступило утро и он проснулся.

Наш герой вышел из подъезда и оглядел окрестности. Посреди двора стоял вороной конь и ел овёс из мусорного бака. «Да зачем мне конь? Тут ходьбы десять минут», – подумал Дима и прошагал мимо коня.

– Иго-го, – заржал тот и, забив копытом, поплёлся за ним.

На улице стояла июльская жара. Мужик в шерстяном костюме-тройке, казаках со шпорами и идущий за ним конь привлекали внимание прохожих. В руках Дима нёс голубой пакет, в котором лежали шкатулка и лорнет. «Ну и духотища, пивка бы холодненького». Он заглянул в витрину питейного заведения, где стояли и восседали жаждущие.