Интересно, это только мне кажется, что эти двое специально друг друга выводят на эмоции? Судя по тому, как мама нервно помешивает давно растворившийся сахар в чае, не только мне.

***

– Это полный пиздец. Полный! Пиздец! И ещё раз…

– Вы же понимаете, шеф, что сейчас всё это говорите в голос? – слышу вопрос Серого и прихожу в себя.

Поднимаю взгляд и смотрю на него сквозь зеркало заднего вида, замечая его сосредоточенный и хмурый взгляд. Провожу рукой по волосам на затылке, расправляя их. Слегка ударяюсь головой о подголовник, а у самого внутри клубок из самых разных эмоций.

– Серый, а ты знаешь, кто такой Снегирёв Мирон? – задаю вопрос и внимательно слежу за его выражением лица.

Серый резко бледнеет и даже тянется, чтобы поправить воротник на свитере.

– Значит, знаешь, – вздыхаю я тяжело.

– А почему вы вспомнили о Снегирёве, шеф? – нервно спрашивает Серый.

– А он, оказывается, отец Любы Астафьевой, – отвечаю я и снова ударяюсь головой о подголовник. – Это же полный пиздец, Серый.

Серый снова поправляет воротник на свитере и больше не произносит ни слова. А я, будто пришибленный, смотрю в окно и пытаюсь осознать, что со мной сегодня произошло.

Ох, Люба, Люба. Как же так-то? Это какой-то злой рок? Или судьба меня решила мокнуть в прошлое носом. Вот, Ветров, смотри. Смотри и думай теперь. Нужна она тебе теперь или нет.

Сука!

Снегирёв Мирон Борисович.

Это явно чья-то злая шутка.

Мирон в своё время был вхож в круг людей, которые держали наш округ в ежовых рукавицах. Я был пацаном, когда они здесь всем заправляли. И правила у них были достаточно жёсткие. Если происходил беспредел, то его разруливали в течение суток, и не всегда это заканчивалось хорошо.

Когда по округе разносился рёв тяжёлых мотоциклов, дрожать начинали даже бездомные собаки. Малолетним пацанам было всегда интересно посмотреть на разборки взрослых мужиков. Сейчас я понимаю, что те зрелища были явно не для детей. Но они формировали наше мировоззрение, и оно стало тем, что есть.

У нас тоже сформировался свой круг друзей, и мы часто копировали поведение старших. Тем более, большинство из них были наши родные.

Их было пятеро: Лом, Мотор, Русый, Снегирь и Ветер.

Пятеро друзей, которые, казалось, были не разлей вода. Их все уважали, боялись, хотели быть похожими на них и ненавидели. Всегда, где есть сила, там будет и зависть.

Я не могу судить, хотя хочется и очень. Мама никогда не вспоминает тех дней, только когда каждый год ходим на кладбище. Сначала идём к отцу, а после к Маринке. Так вот, у могилы отца мама часто рассказывает ему, что это он виноват в том, какой путь я выбрал.

А ведь я в последние годы максимально вывел весь свой бизнес на официальный уровень. В наше время по-другому учишься руководить. И это ни хрена не легко. Но я хочу оставить своей девочке лучшее, а не этот весь хаос и сброд.

Но надо же было мне так встрять. И что мне делать? Я не привык бросаться словами. В наших кругах такое не терпят. Сказал – значит, выполняй. Но когда я увидел на пороге комнаты Снегирёва, у меня внутри всё заледенело.

А может, это мне шанс отомстить за отца? Это ведь Снегирёв виноват в том, что с ним случилось. Из-за него…

– Шеф, а может, ну её, Астафьеву? – Серый перебивает поток мыслей нервным голосом.

– Нет! – рявкаю на него, злясь. – Теперь это дело принципа. Она либо моей станет, либо ничьей, – с рыком выговариваю я каждое слово.

Внутри что-то напрягается от моих слов, но это что-то я заталкиваю подальше. Зажмуриваюсь, пытаясь успокоить нервно пульсирующий мозг, который вопит, что правда может быть другой, но кто же мне её сейчас скажет.