Местные жители привыкли к соседству с зонами. Для многих они стали частью экономики региона – кто-то работает охранником, кто-то занимается снабжением. В небольших поселках колонии часто являются единственным стабильным работодателем. Даже местная природа, кажется, приспособилась к этому соседству – вулканы дымят как гигантские часовые, охраняющие не только границу России, но и тех, кто оказался здесь не по своей воле.

Алексей смотрел в зарешеченное окно, пытаясь запомнить каждую деталь пейзажа. Это будет его мир на ближайшие пятнадцать лет. Край земли, как сказал кто-то в поезде. Последний форпост цивилизации, за которым только океан и вечные льды.

– Красиво здесь, – негромко произнес пожилой мужчина, сидевший рядом. – Я тридцать лет прожил на Камчатке, прежде чем… – он не закончил фразу.

Колония показалась внезапно – серые бетонные стены, колючая проволока, вышки с часовыми. Типовая архитектура ГУЛАГа, но на фоне величественных вулканов она казалась особенно неуместной.

– Выходи строиться! – скомандовал конвоир.

Их было двадцать человек – новое пополнение колонии. Разные статьи, разные сроки, разные судьбы, но теперь все они были просто номерами в системе ФСИН.

Карантин занял две недели. Медосмотр, заполнение документов, инструктаж. Алексей учился новым правилам жизни. Подъем в шесть, отбой в десять. Три приема пищи. Час прогулки в маленьком дворике, где над головой только кусочек неба в решетке.

– В вашем распоряжении будет библиотека, – объяснял замполит, немолодой майор с усталыми глазами. – Швейный цех, деревообработка. За хорошее поведение – дополнительные передачи и свидания.

На пятнадцатый день его перевели в камеру №237. Стандартное помещение шесть на четыре метра, четыре койки, стол, умывальник, санузел в углу. Окно выходило на восток – если встать на нижний ярус кровати, можно было увидеть вершину вулкана.

– Новенький? – с верхней койки свесилась голова пожилого человека. – Сергей Петрович Никольский, можно просто Петрович.

Его первый сосед по камере оказался бывшим профессором международных финансов. Двадцать лет назад его осудили за масштабные махинации с пенсионными фондами.

Сергей Петрович Никольский был легендой финансового мира девяностых. Выпускник экономического факультета МГУ, он защитил кандидатскую по международным финансам еще в советское время, преподавал в ведущих вузах страны. Когда началась перестройка, его пригласили консультантом в первые коммерческие банки – его знания западной финансовой системы были бесценны в то время хаоса и перемен.

К 1995 году он создал свою инвестиционную компанию, которая управляла активами крупнейших пенсионных фондов страны. Его стратегии считались революционными – он первым начал использовать сложные финансовые инструменты, недавно появившиеся на российском рынке. Коллеги называли его "русским Соросом", журналисты писали о его феноменальном чутье на прибыльные инвестиции.

Крах наступил в 2002 году. Его обвинили в создании финансовой пирамиды и выводе средств в офшоры. Следствие утверждало, что он присвоил более двух миллиардов долларов пенсионных накоплений. Сам Никольский всегда отрицал эти обвинения, утверждая, что стал жертвой политических интриг.

– На самом деле я просто увидел приближающийся кризис, – рассказывал он теперь, сидя на своей койке. – Пытался вывести активы в безопасные гавани, чтобы сохранить пенсионные накопления. Но кому-то очень влиятельному нужен был козел отпущения. А может, просто деньги приглянулись.

В тюрьме Никольский быстро завоевал уважение как администрации, так и заключенных. Его энциклопедические знания, спокойный характер и готовность делиться опытом сделали его неформальным советником для многих. К нему шли за консультациями по юридическим вопросам, за советами по апелляциям, просто за мудрым словом.