– Да. Только у него был полный доступ к системе.

После Юли на свидетельское место вышел Дима. Его показания были технически безупречны и полностью подтверждали версию обвинения. Каждое слово бывшего коллеги било точно в цель.

– Алексей всегда был… скрытным, – говорил Дима. – Многие части кода были закрыты даже от команды разработчиков. Теперь мы понимаем почему.

К концу первого дня заседания Алексей почувствовал полную опустошенность. Его защитник, молодой адвокат по назначению, выглядел растерянным перед лавиной технических деталей и убедительных показаний.

– Все плохо? – спросил Алексей, когда они остались наедине.

– Будем бороться, – неуверенно ответил адвокат. – Но доказательства… они очень серьезные.

Вечером в камере Алексей долго не мог уснуть. Перед глазами стояло лицо Кати, её отчаянная попытка поймать его взгляд, когда его уводили из зала. Он знал, что делают с ней эти дни в суде. Каждое новое обвинение, каждое предательское показание – удар не только по нему, но и по ней.

Второй день процесса

Главным свидетелем дня стал Михаил. Он вошел в зал уверенной походкой, безупречно одетый, излучающий респектабельность и надежность.

– Михаил Андреевич, – начал прокурор, – расскажите, когда вы впервые заподозрили неладное?

– Это было нелегкое решение, – Михаил говорил проникновенно, с идеально дозированной печалью в голосе. – Алексей был моим лучшим другом. Мы начинали вместе, строили компанию…

Он сделал паузу, словно справляясь с эмоциями.

– Первые подозрения появились, когда я заметил странные финансовые транзакции. Небольшие суммы, но регулярные, на счета в азиатских банках. Потом – необъяснимые встречи, тайные переговоры…

– Почему вы сразу не сообщили руководству?

– Я надеялся, что ошибаюсь. Пытался поговорить с ним, намекнуть, что знаю… Может быть, если бы я действовал решительнее, всего этого можно было бы избежать.

Алексей слушал, поражаясь мастерству, с которым его бывший друг превращал каждый момент их общей истории в доказательство предательства. Их разговоры о развитии компании стали "прощупыванием рынка для конкурентов". Его нежелание продавать код – "подготовкой к краже технологии".

Во время перерыва Алексею разрешили короткую встречу с Катей в присутствии конвоя.

– Я не верю им, – прошептала она. – Ни единому слову.

– Знаю, – он попытался улыбнуться. – Как ты?

– Держусь. Папа нанял частного детектива, мы пытаемся найти доказательства…

– Нет, – перебил он. – Прекрати это. Они слишком сильны, слишком хорошо все продумали.

– Но я не могу просто…

– Можешь. Должна. Ради себя.

Он видел, как дрожат её губы, как она сдерживает слезы. Хотел обнять, утешить, но конвоир уже делал знак, что время вышло.

Третий день процесса

Державин давал показания по видеосвязи – срочные дела требовали его присутствия в Дубае. Его выступление было сдержанным, почти сочувственным.

– Мы всегда высоко ценили талант Алексея Николаевича, – говорил он. – Компания предоставила ему все возможности для развития. Тем больнее было узнать о предательстве.

Технические эксперты представили анализ кода, подтверждающий наличие скрытых модулей для передачи данных. Финансисты расписали схему вывода денег через подставные компании. Специалист по кибербезопасности детально объяснил, как была осуществлена попытка уничтожения улик.

Все выглядело идеально. Слишком идеально.

Последний день суда

Зал был непривычно тихим. Даже журналисты, обычно шепчущиеся между собой, замерли в ожидании. Алексей смотрел в окно, где в августовское небо уходили башни Москва-Сити – те самые башни, где еще недавно он был одним из признанных гениев технологического мира.