«Пропал без вести статский советник Владимир Григорьевич Оболенский. Последний раз его видели выходящим из заведения мадам Леруа на Садовой…»

Ледяные пальцы сжали горло Анастасии. Она в два прыжка оказалась перед дверью кабинета мадам, даже не постучав.

– Он… они пишут… – девочка задыхалась, тыча пальцем в газету.

Мадам Леруа, не отрываясь от счётов, медленно подняла глаза:

– Кто пишет, милая?

– Газета! Про вчерашнего… про того…

– Ах, этот милый статский советник? Мадам аккуратно перевернула страницу. Он действительно был здесь. Выпил бутылку шампанского, послушал Сюзанну на фортепьяно… и ушёл в три ночи. Ты же спала, не так ли?

Её тёмные глаза впились в Анастасию, словно гвозди, прибивающие крышку гроба.

– Но… кровь… комод… – прошептала девочка.

– Какой комод, глупышка? – мадам звякнула костяшками счётов. – В комнате номер девять новый комод. Розового дерева. Без единой царапины.

Она встала, обхватив подбородок Анастасии холодными пальцами:

– Ты спала. Он ушёл. А если полиция спросит…

Пауза растянулась, как петля на шее.

– …ты ничего не видела. Поняла?

За окном громко закаркала ворона – точно такая же, как вчера на пристани, когда они бросали мешки в воду.

Три дня спустя в дом мадам Леруа явился полицейский пристав с серебряными пуговицами.

Анастасия, подметая парадную лестницу, застыла, услышав знакомый голос:

– Пропавший без вести статский советник Оболенский. Последний след – ваш дом, мадам.

Сквозь приоткрытую дверь кабинета она видела, как мадам Леруа с улыбкой подносит приставу рюмку коньяку. Её рука невзначай касается его запястья, оставляя золотую монету в манжете.

Газета со статьёй о пропаже лежит под пресс-папье в виде обнажённой нимфы.

– Ваше благородие, – сладко произнесла мадам, – у меня на ночь были только три гостя: купец Сидоров, доктор Гросс и…

Она искусно замялась, опустив глаза:

– …молодой князь Д., но его отец попросил сохранить это в тайне.

Пристав закашлялся, торопливо записывая в бумажник – фамилия князя сработала лучше любого алиби.

– А дети… – он вдруг указал пером на Анастасию в дверях. – Они всё видят. Может, допросим?

Сердце упало в подол фартука.

Мадам рассмеялась, бросив Анастасии горсть леденцов.

– Сиротка глухонемая от рождения, ваше благородие. При церкви подобрали.

– Покажите вашу книгу посетителей.

Пристав, недоверчиво щурясь, потянулся за толстой книгой в сафьяновом переплёте, которую мадам Леруа тут же извлекла из ящика стола. Его засаленные пальцы листали страницы, выискивая следы подчисток, но…

– Идеальный порядок, – пробормотал он, тыча в запись: «22 октября. Статский советник В.Г. Оболенский. Комната №5. Девушка – Мари. Время – с 23:00 до 3:00. Оплачено золотом.»

Мадам вздохнула, прикрыв веером улыбку.

– Бедняжка Мари теперь в лазарете. Неприятная болезнь, знаете ли… – Она сделала паузу, доставая флакон с розовой эссенцией. – Но для вас, ваше благородие, у меня есть прелестная Лиза или томная Клара. Бесплатно, разумеется.

Его взгляд скользнул к Анастасии, стоящей у дверей.

– А эта? Молодая. Чистая.

В комнате вдруг стало холодно.

– Ваше благородие! – мадам резко захлопнула книгу. – У меня приличное заведение, а не бордель для растлителей! Её каблук громко стукнул по полу. – Сюзанна! Проводи гостя к Кларе!

Дверь захлопнулась с глухим стуком. Мадам Леруа впилась пальцами в плечо Анастасии:

– Видела, как пахнут волки? Теперь знаешь.

Девочка молча кивнула, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

Час спустя.

Анастасия скребла щёткой пятно на паркете, когда из комнаты Клары вышел пристав. Он поправлял ремень, лицо расплылось в самодовольной ухмылке.