– Да брешет он всё! – раздался голос из угла. Ему тотчас возразили:

– Пошто парню блазнить? Сам помысли. Не видишь, как досталось?

– Я знаю его. Это Русай. Он и вправду из Оболья. В подмастерьях у Лихаря ходил.

– Староста! – заорали от двери сразу в несколько глоток.

Пожилой мужчина в стёганой свите30 с шитым кушаком прошёл через зал. Смотрел он сурово, чуть сощурившись. Гомон поутих.

– Давай, Бонята! Разберись с ним! Выведи на чистую воду!

За столом, где сидел тот, кого назвали Русаем, немедля освободили место. Староста степенно сел, аккуратно положив рядом лисью шапку, ослабил пояс. Взглянул прямо в глаза парню, слегка осоловевшему от выпитой медовухи.

– Ну, сказывай…

…Оболье была лесной деревушкой, затерявшейся среди отрогов Граничного кряжа. Населяли её охотники да лесорубы с семьями. Десятка три душ, не боле.

Два дня назад налетели как вороны россы – дружина во главе с князем.

Кузня Лихаря, у которого обретался Русай, располагалась на отшибе, поэтому они не сразу догадались, что творится неладное. Почуяв же беду, кузнец схватил топор и побежал в деревню. Ученик, знамо дело, помчался следом.

Но позвенеть мечами не довелось. В первой же стычке Русай получил палицей по голове и потерял сознание. Это его и спасло: россы посчитали парня за мертвеца.

Когда Русай очнулся, деревня уже догорала. Налётчики не пощадили никого: ни стариков, ни женщин, ни малых детей. Наставника с рассечённой до пояса грудью он нашёл на стогне31

– Сам князь, говоришь, был с ними? Уверен?

– К-клянусь Вароком! Весь в ч-чёрном. В доспехах д-дорогих. На коне вороном…

– Что ещё приметил?

– Искали что-то.

– Что?

– Не знаю. Кричали: до самой Вазантии пойдём… Как з-звери злые! – Русай по-детски разрыдался. Добрянские мужики снова возмущённо загалдели.

Бонята обвёл взглядом соплеменников:

– Угрим, собирай отряд. Отправишься в Оболье. Проверишь. В драку, ежели что, не ввязывайся.

Староста встал, сжал в кулаке шапку:

– Надобно дозоры с сего дня расставить вокруг деревень. Да оповестить соседей. А ты, Миляй, – Бонята повернулся к высокому статному славону, беспокойно тарабанившему камчуком32 по голенищу сапога, – поскачешь в столицу. Возьмёшь с собой этого… Русая. Только отмойте его, подлечите да переоденьте. Завтра же и отправляйтесь!..

Внезапную тишину прорезал обречённый возглас:

– Неужто война, братцы?..

Каменщик

ОЛЕШКА что есть духу летел по пустым коридорам: лестница, переход, ещё одна лестница. Ух! Сердце готово выскочить из груди.

Ночь кутала обитель сырой мгой. Было гулко и зябко. Тьма бросалась под ноги, хватала за шею, цеплялась за волосы.

Бледный свет рисовал на стенах мрачные картины. Пугливые тени шарахались от спешащего мальчишки, и оттого за каждым углом мерещился немой призрак.

Лешак его побери! Как он забыл?!

И из последних сил припускал ещё быстрее. Новый пролёт, новый поворот…

«Всё! Не могу!» – княжич склонился посреди длинного коридора. Его подташнивало от страха.

Отдышавшись, он огляделся. И не узнал место, в котором очутился. Варок! Какой это ярус?

Прислушался.

Тихо.

Неужели оторвался?

Коридор заканчивался массивной кованой дверью.

Олешка устало подёргал засов. Заперто. Придётся возвращаться.

Но прежде – хоть передохнуть малость.

Княжич уселся прямо на каменный пол, прислонившись спиной к холодному железу. Ничего себе приключеньице! Чтоб впредь ночью за порог… Ни шагу! Ни за какие коврижки!!!

Хотя до родной келейки ещё добраться надобно. А куда двигать, росс не имел ни малейшего представления. С перепугу он залетел в какой-то совсем незнакомый конец обители.

Коридор был в длину саженей двадцать. По левую руку, почти под самым потолком, тянулся ряд узких окошек – и не допрыгнешь, чтоб выглянуть во двор.