— Чего хочет любимая женщина этого государя? Она угодила своей игрой на цине.

— Эта раба не смеет ничего просить у супруга, — игриво произнесла наложница Вэнь, пряча взгляд за ширмой из густых ресниц.

Для своих двадцати пяти лет она была по-прежнему свежа, напоминая непорочную деву, впервые переступившую порог спальных покоев. Евнух Гу не понимал, как этой женщине удаётся сохранять молодость и свежесть цветущей орхидеи при столь распущенном образе жизни? Она пьёт наравне с ваном, часто не спит ночами, возглавляет все дворцовые ритуалы и гадания в храме предков и даже упражняется в стрельбе из лука. Но время не властно над её соблазнительно юной красотой.

— Лянлян, не играй со мной… — устало отозвался ван, поглаживая длинную прядь волос, выбившуюся из её высокой причёски. — Этот государь устал сегодня, но он не хочет быть неблагодарным.

— Если государь и супруг настаивает, эта раба скажет. Но пусть государь пообещает не сердиться.

Евнух Гу и мгновение не сомневался — просьба уже давно созрела в этой взбалмошной голове, просто наложница Вэнь ждала подходящего времени. А теперь продолжает играть, изображая невинность.

— Говори, Лянлян. Я не стану ругать тебя.

— Как знает государь, этой рабе ничего не нужно, кроме процветания Ся. Но не все чиновники единодушны с нею.

— О-о... — протянул ван, настороженно приподнимаясь на локте. — Неужели?

Несмотря на обильную выпивку, правитель выглядел окончательно протрезвевшим. Эта коварная женщина умело коснулась самого чувствительного места! Третий ван Ся считался человеком подозрительным. Он многое прощал своим придворным и чиновникам, но никогда не спускал с рук даже малейшего намёка на неблагонадёжность.

— Хоу Цю осуждает последние решения государя. И этой рабе больно слышать такое…

— Цю Хуа… этот старый лис? — ван Ся в задумчивости почесал редкую бороду и вдруг обратился к евнуху Гу, неподвижно стоящему у двери. — Видишь, мой драгоценный евнух? А ты говорил мне о верных подданных! Вокруг сплошные змеи, норовящие ужалить твоего господина.

— Это всего лишь слухи, — заметил евнух Гу.

Защищать хоу Цю он не собирался, но и оговаривать главу одной из самых богатых столичных семей крайне глупо. Чем думает наложница Вэнь? Впрочем, в словах этой женщины нет ничего удивительного: старая вражда между Вэнь и домом Цю давно проросла, словно рисовое зерно, и начала приносить плоды в виде мести.

Хоу Цю имел неосторожность примкнуть к чиновникам, осуждающим военные таланты хоу Вэня. Недовольных тогда возглавил родной брат вана — Ся Чжункан. И где он сейчас? Отослан на север в Дицю, охранять там границы, вовсе не требующие присмотра ввиду близости высокогорных хребтов Фуню.

— Евнух Гу одобряет неуважение подданных к государю? — едко поинтересовалась наложница Вэнь. — В доме хоу Цю собираются столичные чиновники. Они обсуждают указы и размышляют об их пользе. Хороший чиновник — благо для народа. Но если он позволяет себе осуждать правителя, в чём тогда благо?

Лицо вана Ся помрачнело. В словах наложницы Вэнь государь уловил тот самый намёк на неблагонадёжность.

— И что предлагает моя наложница?

— Да простит меня государь! Но эта раба считает, что лучше выполоть гнилой корень, чем дать всем всходам погибнуть.

Евнух Гу внутренне содрогнулся, но не смог произнести ни слова, поражённый тем, с какой лёгкостью распутная женщина решала судьбу одного из самых заслуженных вельмож столицы. Семья Цю пожертвовала зерно из своих хранилищ и три повозки цзиньбэй, чтобы помочь страдающему от проливных дождей народу. Однако все заслуги перечёркнуты теперь огульными словами наложницы Вэнь.