Мысль о втором дяде вновь пришла в голову. Ей приказано стоять на коленях без тёплой одежды! Шучэн неуверенно коснулась накидки, раздумывая — снять сейчас или повременить, давая время телу отогреться?

— Барышня, меня зовут Фан Синюнь.

Кто ему разрешил так обращаться к ней?

— Для тебя я наследница дома Ся.

Незнакомец чуть отступил и, сложив руки перед собой, как делают совершенствующиеся, поклонился.

— Фан Синюнь с горы Гаочунь приветствует наследницу Ся.

Гора Гаочунь? Он говорит о Небесном клане заклинателей? О тех, кто поддерживает врагов её отца?!

— И… что понадобилось Небесному клану в поместье Се? — морозным тоном поинтересовалась она, снимая с плеч чужую накидку. — Забери это, Фан Синюнь с горы Гаочунь.

— Не спеши, наследница дома Ся, — с едва уловимой улыбкой в голосе отозвался заклинатель, не принимая одежду обратно. — Мне будет совестно, если ты лишишься чувств от холода на моих глазах.

— Тогда просто уйди…

Что за глупый человек? Она ясно дала понять: помощь не нужна. Почему он всё ещё здесь?

— Как благородный и праведный человек может оставаться равнодушным, видя чужие страдания? — тихо спросил он.

— Хм…

Вопрос был ещё глупее. Шучэн с трудом сложила губы в улыбку.

— Мой первый дядя говорил — человек с высшим Дэ не стремится делать добрые дела, поэтому он добродетелен.

Сказав это, Шучэн отбросила от себя чужую накидку. Назвавшийся Фан Синюнем поднял её с мокрых плит и, аккуратно свернув, ещё раз поклонился.

— Если я побеспокоил наследницу Ся, прошу простить меня. Но… зачем такое совершенствование, в котором нет места состраданию?

— Ты точно заклинатель Небесного клана? — невольно съязвила Шучэн.

— Да… Но я не думаю, что совершенствующийся, который обладает человеколюбием, действует, осуществляя недеяние.

—Значит, тебя никогда не примут бессмертные острова Пэнлай.

Пусть он обидится на её слова и поскорее уйдёт отсюда! Тепло чужой накидки всё ещё чудесным образом грело спину, вызывая острое желание подняться с колен и убежать в дом. А ещё Шучэн чувствовала, что влага на щеках стала подозрительно солёной. Почему о сострадании ей всегда напоминают чужие люди, а не родные дяди и мать?

— Мне не нужен такой Пэнлай… — отозвался Фан Синюнь и, мягко оттолкнувшись ногой от мокрых плит, взмыл на крышу, напоминая огромного журавля.

В отличие от неё, белого журавля...

Когда удивлённая Шучэн оглянулась, заклинатель уже исчез. Хороший цингун! Не хуже, чем у первого дяди — главы острова Пэнлай.

Горло перехватил спазм, а следом свело желудок. Она закашлялась и выплюнула большой сгусток крови. Холод достиг нижнего даньтяня… Ей больше нельзя оставаться под дождём! Сцепив зубы, Шучэн попыталась встать с колен. Но не смогла. И тогда, словно жалкая черепаха поползла к дому на четвереньках. Пусть второй дядя не винит за ослушание — больше на холоде она не выдержит.

***

Дворец третьего вана Ся заливал свет трёх сотен фонарей, смело отвоёвывая огромное здание у промозглой ночной тьмы. Между кухней и залом для гостей носились слуги, ответственные за подачу закусок. А у порога замерли хмурые стражи, скрывающие лица за повязками из чёрного шёлка.

Старший евнух Гу видел это много раз, но сегодня пир вызывал у него вполне оправданное беспокойство. Сколько ещё народ будет терпеть разгульную жизнь Ся Тайкана и сколько вынесет её столичная знать прежде, чем начнётся открытый бунт?

Ответив на поклон управляющего, евнух Гу переступил порог главного дворцового зала и, отряхнув зонт, передал его подошедшей служанке. Внутри свет казался ещё ярче. Прищурившись, он обвёл взглядом сидящих за низкими столиками гостей. Все вежливо слушали наложницу Вэнь, играющую вану Ся на цине. Плавная мелодия лилась из-под тонких пальцев, медленно расплываясь по комнате.