– Прогресс? Прогресс, милый мой, полнейшая чушь! Это тебе скажет любой местный держатель земли. Нет ничего лучше, чем доход от своего куска земли, которая перешла тебе в руки от отцов и предков твоих. Прогресс – это что такое? От него, сказать начистоту, одни убытки.

Антонио, услышав такое заявление, не мог удержаться от смеха. Он похлопал отца по плечу, сам при этом чуть не задыхаясь от хохота.

– Боже, Серджио, я тебе удивляюсь! Ты, друг мой, не думай, что я желаю тебя как-то обидеть, но ты немного потерялся во времени. Сейчас, могу сказать с большой уверенностью, прогресс – вещь неизбежная, она придёт даже в самые дальние края нашей Земли. Промышленность, понимаешь ли, уже в полном ходе. Должны же мы развиваться как-то. За процессом следует просвещение, а за просвещением…

– Нет-нет! – взмахнул руками отец, отрекаясь от его речи, – Я не был в Риме, и не могу знать о том, что там происходит – прогресс или что то ещё. Да и кому он нужен? Мне лично – нет! Ты, быть может, хочешь пойти по стопам своего отца, но я останусь верен своему роду. Если мне завещали хранить этот кусок земли в надлежащем состоянии, то я это и буду исполнять.

– Мой отец торговал шёлком, вообще-то, – серьёзно заметил Антонио, выдвигаясь вперёд, – А свою землю я давно продал. Какой в ней толк, когда сейчас города растут с небывалой стремительностью. Видели бы вы Флоренцию, Милан, или другие наши города! Это вам не Сицилия – остров, где везде сплошные поля с виноградом, – тут он вновь рассмеялся.

Тут уж отец мой вскипел самой настоящей злостью, какой у него не было даже в отношении Родольфо.

– Вот весь твой прогресс! Ты предаёшь нашу верную дружбу; ты говоришь, что всё то, что я нажил непосильным трудом, никчёмно!

В этот самый момент я почувствовал новый наплыв страха; казалось, ещё немного, и сейчас он набросится на него с побоями, и я опять лишусь силы духа.

– Я ничего подобного не заявлял, братец, – возразил Антонио, покосившись на Серджио, – я лишь рассуждал о значении прогресса в наше время, и что без него невозможно…

– Довольно! – перебил его отец, ещё сильнее негодуя, – Довольно врать! Тебе это не к лицу. Ты, вероятно, держишь зло на меня за то, что я не пошёл по твоему пути, а остался при своём. В тебе говорит зависть, Антонио, зависть!

Он ткнул пальцем в Антонио и устремил на него свой пронзительный взгляд, от которого все обычно в трепете смолкали. Но на моего дядю этот взгляд, походу, не оказал никакого воздействия.

Елена, осознавая, чем может обернуться эта «задушевная» беседа, поспешила тут же к мужу, но тот грозно посмотрел на неё, и она, на смея перечить ему, отошла в сторону.

– Вот! – отчаянно вскрикнул вдруг Антонио, – плоды вашего пренебрежения прогрессом, – он указал на мать, – Вы даже вымолвить не даёте ей слова, в то время как во многих передовых странах за женщинами уже и права закреплены.

Отец мой, рассвирипев, кинулся на него; мать, желая освободить меня от необходимости наблюдать за происходящей сценой, взяла за руку и повела к саду. Сердце моё колотилось, я нервно оборачивался назад, слыша, как отец и полюбившийся мне дядя Антонио сцепились.

– Побудь пока тут, – наказала мне мать и поспешила обратно, дабы хоть как-то угомонить Серджио, окончательно обезумевшего от гнева. Но что она мога сделать, когда его уж не остановить! Прекрасно помня печальный опыт с Родольфо, я решился в этот раз отвернуться от дома и смотреть на холм, чтобы немного отвлечь себя от страшных мыслей. Но это нисколько не помогало мне, ибо крики стали ещё сильнее, отчётливее. Пребывая в самом настоящем замешательстве, я повернулся к флигелю, где стояли мой отец и Антонио, никак не могшие разрешить конфликт.