– Не стоит, Антонио. Не тебе об этом тревожиться.

И я думал, что она просто такая же равнодушная к чужой боли, как и отец. Но лишь сейчас я понимаю, что она просто не могла иначе.

А у отца, в свою очередь, были свои планы на меня: вся его любовь ко мне (а он, несомненно, любил меня) проявлялась в его желании сделать меня наследником всего этого огромного виноградного поместья. Он сам неоднократно упоминал об этом. Но вся проблема заключалась в том, что он хотел, чтобы я стал таким же, как он. А это означает, стать таким же жестоким и угрюмым землевладельцем с множеством нанятых слуг; расхаживающим по двору с кнутом в руке и надзирательным взглядом осматривающим всё вокруге. Кого надо – предать избиению, кого надо – согнать с поместья. И хотел я такой судьбы для себя? Раньше, до того, как отец избил Родольфо, я над тем не особо раздумывал, но после у меня стали появляться серьёзные опасения насчёт своей будущности. Каждый раз, вспоминая его глаза, его руки, которыми он совершал своё злодеяние, я с ужасом отвергал такую перспективу. Лучше, думал я, стать рыбаком и жить в бедной лачуге, нежели отдать свою жизнь на постоянные побои несчастных невольников и видеть, как они истекают кровью.

И вот я пришёл к тому, что стал думать над тем, как быть в дальнейшем. Как мне избежать этого? Разумеется, уговорить отца или мать не то что бессмысленное занятие, а просто самоубийство. Но оставить всё, как есть, и пустить по течению – значит признать себя продолжателем отцовского дела.

Итак, в моей голове уже начинал назревать план. План, за осуществление которого я решительно взялся, правда только мысленно, ибо предпринимать активные действия я пока боялся. Слишком мал я был ещё, всё таки, для такой авантюры, как побег. Меня, признаться, не столько отец заставлял откладывать его, сколько мать. Мне было трудно представить, как она воспримет мой поступок. Я ведь не желал с ней разрывать отношений. Без неё я останусь совершенно один в этом мире, а кому я тогда буду нужен? Всё, что я могу – это строить плоты и жалкое подобие лодок. Так что я пока решил терпеть и ждать более благоприятной возможности для совершения своей заветной мечты.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Всё шло своим чередом. Отец всё так же обхаживал свои владения, отдавал слугам поручения и наказания. Я по его требованию ходил на рыбалку в порт, но делать я это стал с большим трудом, поскольку воспоминания о Родольфо не давали мне покоя. Вечерами я сидел дома с матерью и следил за тем, как она отдавала поручения кухаркам, занимавшимися приготовлением ужина. Видя, что она не обращает на меня внимания, я молча бродил по комнате, иногда поглядывая через окно на отца.

«И неужели нет никакого просвета?» – предавался я подобным мыслям.

Я не знал, что делать дальше. Я старался делать вид, что по-прежнему верен долгу, слушаясь своих родителей без всяких оговорок. Но чем больше я впадал в отчаяние, тем сильнее жаждал покончить с этой жизнью; с этой рутиной, полной жестокости, бессердечия и однообразности.

Но однажды утром я, проснувшись в постели, увидел возле себя обеспокоенную мать. Она стояла неподвижно и, сложив руки, смотрела мне прямо в глаза.

– Что-то случилось? – спросил я спросонья, протирая глаза по обычаю.

– Да, вставай! – приказала Елена, расправляя одеяло, – К нам приехал один знатный гость, так что тебе необходимо его встретить с отцом.

Вначале удивившись этому, я недоумевающе оглядел мать.

– Ты его, быть может, вспомнишь, – добавила она, заметив мою растерянность, – Идём же!

И я, послушно встав с кровати, проследовал за ней на улицу, где уже стоял отец, пожимавший руку какому-то господину. Он был действительно знатный, ибо одежда его была весьма элегантной и отличалась от местной сицилийской: на нём был серый фрак, такие же серые панталоны, в руке он держал трость. Иными словами, всё говорило о том, что он не из здешних.