Утром я решила подкраситься, надела нарядную полупрозрачную кофточку, а под нарядную юбку к ней, надела ещё и пышную нижнюю юбку «а ля 50-е прошлого века». Пока никого не было, я выучила текст, который собиралась сказать иностранцу, но вот пришли первые посетители, а его всё не было.

Я заварила себе кофе и пила его маленькими глотками, рассматривая в огромное окно золотой клён, освещённый неярким уже солнцем. В его украшении не было ничего лишнего, но золотого огня всё же было так много, что он кокетливо помахивал листиками, будто руками, приглашая полюбоваться, как умеет матушка природа нарядить Землю, как неумело копируют её люди, зажигая электрическую иллюминацию.

– Приятного аппетита! – услышала я сзади бодрый голос и, обернувшись, увидела Бобра, который радостно улыбался, будто встретил давнюю любовь, и будто не посылал меня вчера неизвестно куда.

– Благодарю, Борис Алексеевич.

– Можно просто Боб. Ну, где ваш покупатель?

– Он не говорил во сколько придёт. Это иностранец. Может, вообще в горы поехал. У них сегодня экскурсия. Надо подождать.

– Ждать? Мне? Это вы можете стоять тут часами и смотреть в окно, а мне некогда. Я пишу!

– Ну, и пишите на здоровье, мы и сами сможем продать картину. Вы же расписывались в договоре, где указано, что галерея имеет право продавать картины?

– Если художник её продаёт.

– Да? Вы так прочитали?

– Вы специально злите меня?

– Нет, не специально. Просто я не умею так точно назвать адрес, куда бы вам сходить, как это делаете вы.

– Вы мстительная тётка. Угостите кофе?

– Если вы подождёте, пока закипит вода. Или вам некогда ждать?

Он меня раздражал, я даже не ожидала от себя, что умею так ехидничать. Я ушла заваривать кофе, а он уселся на одном из диванчиков, стоявших в зале, неприлично вытянув свои длиннющие ноги.

Он выпил кофе, потом долго рассматривал каждую из висевших картин, фыркая возле изображений цветов, долго рассматривал картину, изображающую девушку, сливающуюся в вазу. То, что это девушка, можно было увидеть, лишь отойдя от картины к противоположней стене. Вблизи это была цветовая гамма, лишь только ваза была выписана отчётливо.

– А это продаётся? – крикнул он мне через весь зал.

– Продаётся, только люди чаще покупают изображение букетов цветов, а не скользких девушек из вазы.

– Люди ничего не понимают в искусстве.

– Возможно, они всего лишь хотят украсить интерьер своих квартир.

Заметив нашего иностранца, я прекратила полемику и устремилась навстречу долгожданному гостю. Увидев меня, он улыбнулся, протягивая руку для приветствия, но вместо рукопожатия поцеловал мне руку с каким-то особо восхитительным шармом. От него исходил чудный аромат – не как от наших мужчин, обильно поливающихся «Hugo Boss» или «Antonio Banderas», это был изысканно тонкий аромат благополучия.

– Очень рада вас видеть, – совершенно искренне сказала я, пытаясь унять дрожь от волнения, которое испытала после его поцелуя.

– Я тоже очень рад.

– Мы ждём вас. Здесь художник, – показала я рукой в зал.

Бобёр уже «допёр», и широким шагом приближался к нам.

– А, так у вас особый интерес к этому покупателю, – кинул он мне.

– Вовсе нет, я даже не знаю кто он по национальности. Мы слегка общаемся на английском.

– Вижу, насколько «слегка».

– Это Борис, художник, – представила я его иностранцу, игнорируя его замечания.

– Николло ди Маджио, – представился иностранец.

– Итальяно? – спросил Борис и, в ответ на утвердительный кивок Николло, затараторил по-итальянски.

Я только хлопала глазами, а Бобёр-Борис достал из сумки свёрток и развернул его на руках. Копия – поняла я из вопроса итальянца, но Бобёр опять начал что-то быстро говорить и даже топал ногой для вящей убедительности. Я тоже стала рассматривать картину, которую он держал.