– Завтра? – он задумался, – завтра – горы.

– Когда вы сможете?

– Завтра. Горы нет. Картина – да.

– Хорошо. Договорились.

Он вежливо кивнул и ушёл, а я снова взялась за телефон. Отзвонив примерно час, я набрала Ларису Андреевну, коротко и спутанно объяснив ей ситуацию.

– Чего пугаетесь, Милочка? В первый раз картину продаёте?

– Нет, но…. Иностранец придёт завтра, а этот … Бобёр, не отзывается.

– По всем телефонам звонила?

– Да. Кроме одного. Телефон его девушки…

– А что так?

Я вкратце рассказала ей историю нашего разговора с Инной, той самой с которой писался портрет. Лариса Андреевна (почему-то мне всегда хотелось называть её по имени отчеству, хотя она была младше меня, но вот такой вот менталитет) ни минуты не задумываясь, выдала мне план дальнейших действий:

– Инне не звонить, а вот сходить к нашему…э- э- э… художнику – ети его мать, придётся. И придётся тебе, Людмила. Меня сейчас в городе нет, вернусь только завтра. Я сразу же приеду в галерею, но вдруг иностранец придёт раньше. Надо, чтобы картина была готова к продаже сегодня вечером. Ладно, к утру. Сегодня после работы надо будет сходить к нашему Бобру, и не просто спросить у него разрешения на продажу картины, а заставить его подписать все необходимые документы. Дескать, если вы не продаёте картину, нечего у нас выставляться, для вас тут не выставочный зал.

– Лариса Андреевна, я не сумею.

– Что? Роза-мимоза? Ах, ох? Хватит, милая Мила, хватит Людмила Владимировна строить из себя наивную дурочку. Дурочки в наше время зарабатывают только в постели! Умные женщины, особенно бальзаковского возраста, должны зарабатывать умением общения! И оно у вас есть! И не надо ссылаться на своё библиотечное образование и библиотечное воспитание! Пишите адрес и ни в коем случае не говорите Бобру, что вам дала его я. Скажите: выследили, наняла частных детективов, всё, что угодно, но он не должен знать, что я знаю его адрес. Вам всё ясно, Милочка? – рявкнула она, продиктовав адрес, – можешь закрыть галерею раньше, – чуть мягче добавила она.

Я записала адрес, глотая слёзы. Нет, не от обиды на Ларису, скорее – на себя. Что я могла поделать? Когда я тихо и спокойно сидела в библиотеке, выдавая пенсионеркам любимые ими иронические детективы, я была далека от жизни. Когда мой (теперь уже бывший) муж, сказал:

– Люд, извини, мне давно надо было тебе сказать, но… я ухожу от тебя. Я встретил девушку, у нас с ней был роман, мы ждём ребёнка.

– Да, да, конечно, – всё, что я могла пролепетать тогда, имея мужа младше меня и не имея детей, которых он так хотел.

Имущественных споров у нас не было, так как мы жили в квартирке, доставшейся мне от бабушки, детей… (это было самое большое моё горе) тоже… Короче, жили долго, расстались быстро. Но после расставания я почувствовала материальную «недостаточность». Я привыкла тратить определённую сумму денег, а моя зарплата библиотекаря не позволяла мне тратить столько же. Продуктов я покупала почему-то в том же количестве и, когда они начинали пропадать в холодильнике, без зазрения совести выбрасывала их в мусорное ведро. С вещами было также не просто. Вещей у меня всегда было немного, но они были: «От…». Когда же пришло время сменить что-то из обуви, и надо было купить что-то из недостающего (а у меня никогда не было лишнего), оказалось, что я не могу себе этого позволить.

Поэтому, когда моя подруга детства Валя прилетела в библиотеку с выпученными глазами, чтобы сообщить мне, что в художественную галерею требуется работник, что платить там будут в три раза больше, чем в библиотеке – я, не задумываясь, помчалась с Валькой, заключила контракт, а уж потом со спокойной совестью уволилась. И всё сразу стало на свои места. Более того, мне очень понравилась моя новая работа. Иногда было нечего делать (когда погода не выпускала наших посетителей из их уютных комнат в санаториях), но по хорошей погоде посетителей всегда было много – галерея находилась рядом с источником – и большинство из них любили послушать экскурсовода (коим я заделалась). Надо отдать должное Ларисе Андреевне, она не только выставляла картины на продажу, но и делала выставки.