Ситуация.

Мы разводим костёр, в каком-то полудырявом ведре завариваем чай на всех, съедаем всё, что принёс тракторист… и начинается ночь под звёздами.

Романтика.

Вы ночевали в августе под открытым небом?

Только мечтаете?

Советую: забудьте. Если в одиннадцать вечера ещё терпимо, да и костёр ещё не погас, то в два часа ночи, когда уже роса придавливает последние огоньки в кострище, – холод пробирает до костей, и ты понимаешь, что необходимо в какое-то помещение.

И замечу… Я тут ничего не открываю. Это открыто уже первобытными людьми. Уже они поняли, что ночевать надо не под открытым небом, а в какой-нибудь пещере и там же, в пещере, разводить и поддерживать огонь…

Тут богатая тема.

Пещера с костром (а огонь в виде костра, как же ещё) – явный прообраз современного жилища, росписи по стенам пещер подтверждают это.

(Кстати – гениальная графика, рекомендую… У нас вершиной изобразительного искусства оказывается чёрный квадрат… Первобытный наш предок, увидев эту вершину, точно бы решил, что мы тут все сошли с ума… и дальше, если бы мог мыслить абстрактно и перспективно, он бы заключил, что наша цивилизация – это ошибка, неправильная цивилизация, и что надо всё начинать сначала. Тут угадывается ленинское: «Мы пойдём другим путём». )

Но это не всё.

Обитатели пещеры, расположившиеся вокруг костра, довольно быстро обнаружили основное свойство нашей цивилизации – принцип теплового кольца.

Очень просто: у костра хорошо располагаться на определённом расстоянии. Ближе – обжигает, дальше – холодно. А площадь теплового кольца – она же не меняется, а численность населения возрастает, всё живое стремится к размножению… и?..

Да, начинается «борьба за московскую прописку».

А как вы себе это представляете?

Начинается элементарная грубая толкотня, «вас тут не стояло», и кто-то вылетает из теплового кольца внутрь, в огонь, и переходит в плазменное состояние, а кто-то оказывается вытолкнут наружу – вот как раз под ночное небо и звёзды.

И это – стабильное состояние нашей цивилизации по сей день.

Отвлеклись, однако.

Перекантовавшись ночь в вагончике, с утра выпили горячего сладкого чая (есть было нечего) и пошли к трактору. Тракторист был нашим вожатым.

Пять километров – туда, пять – обратно. Из еды – морошка, щедро рассыпанная кругом. Я чувствовал, что меня начинает тошнить, другие чувствовали примерно то же. Мы совершили несколько челночных рейсов и к вечеру справились, всё перетащили.

Мой чемодан оказался сильно помят. Тракторист объяснил, что пытался выбраться, двигал туда-сюда щит, чемодан попал под щит. Меня это огорчило.

Как бы там ни было, со следующего утра началась нормальная жизнь.

В какой-то день Репетуха сказал:

– После обеда иди попили пеньки.

(Пояснение: при валке, особенно зимой, после того как дерево спилено, остаётся довольно высокий пень. И когда их, таких пней, торчит много, дорога становится непроезжей.)

Уже вечерело, я плотно пообедал (с кормёжкой у нас было всё в порядке, один из членов нашей бригады оказался умелым кулинаром и с удовольствием взял на себя обязанности повара, чему мы были несказанно рады) и в самом лёгком настроении, взяв на плечо бензопилу и в другую руку бачок с бензином, отправился спиливать пеньки.

Дорога была шикарная, вся устлана стволами деревьев… это был зимник, то есть по этой дороге зимой поедут лесовозы, груженные лесом.

Не надо рельсов, мотовозов, вагончиков и прочей железнодорожной романтики.

Этот зимник начали делать прошлым летом, не доделали и даже оставили вот эти самые пеньки.

Повторяю, дело было к вечеру, начинался закат, погода стояла изумительная – ясно, свежо, июльская жара ушла, зимник простирался передо мной широкой лентой прямо до горизонта, я шёл мечтательно и беззаботно и вдруг увидел перед собой – не близко, метрах в ста – фигуру человека.