Алкоголь?
Ну, об этом и упоминать не надо, это и так понятно.
(Хемингуэевское открытие и в северных широтах действовало безотказно и эффективно – тоже рекомендую.)
Вечереет.
Я уже закинул снасти – две донных удочки, одну примерно в середину омута, другую туда, где быстрина соединяется с тихой водой, и стал пить чай.
Хорошо заваренный, вкусный, шикарное добавление к «Беломору».
Подошёл какой-то мужичок в кепке, осмотрел моё расположение и одобрил.
– Хорошо устроился, ладно, – сказал он. – Вот, и с чайком, чайник есть. Молодец, так и надо.
И пошёл дальше.
Ловля на донку – занятие для философов.
Не надо суетиться, мельчить, мельтешить.
Сиди себе и жди. На природу смотри, любуйся и – думай о чём угодно.
И никто не мешает. Один.
Ты – и Бог.
Я смотрел в потухающий закат, слушал комариный звон, удочки мои стояли без движения.
Я ещё выпил водки (тогда ничего другого я не пил, только водка и крепкий чай) и стал думать о том, как нескладно складывается моя семейная жизнь и моя профессиональная жизнь.
Успеха – ни там, ни там. Херово.
Я ещё выпил водки, пожевал перо зелёного лука, ещё покурил папиросу «Беломор» (только это, никаких сигарет с фильтром и пр.).
Да, херово. Очень херово.
Допил остатки, выкинул в кусты пустую бутылку.
Удочки будто умерли, хоть бы одна поклёвка.
Терпение моё лопнуло.
– Да пошли вы на …, – сказал я всему – и удочкам, и рыбе, и реке, и своей не складывающейся толком жизни – и уснул.
У меня была и подстилка, между прочим, – старый брезентовый плащ, я его сложил несколько раз, получилась вполне приличная постель.
Я укрылся курткой от комаров и уснул.
Стоял комариный звон, журчала на перекате река, а я спал, и мне было хорошо.
Что мне снилось поначалу – не помню. Я поначалу провалился в пустоту и темноту, убегая таким образом от всей этой своей с трудом выносимой нескладности жизни.
Да, поначалу просто отдыхал, набирался сил – для следующего раунда, скажем так.
Потом мне стало казаться, что я в нашей городской квартире и как-то настырно звонит телефон.
Ну звонит и звонит… ну достал просто!
Ну, как бы там ни было, а звук это новый заставляет меня вынырнуть из омута алкогольного забвения… Телефон – тут, на берегу реки Мсты?
Единственным источником звука тут может быть только одно – бубенец, укреплённый на конце удилища донки.
И сердце моё – заядлого рыболова – ёкает, и я, путаясь ногами в плаще, как бы скатываюсь к самой воде.
Да, туман плотный, да, темень.
Но – различимо, не надо думать, что середина ночи – тьма непроглядная.
В начале августа на Мсте – это так.
Одна донка как стояла, так и стоит (которая в середину омута), зато другая…
Другая лежала на ветвях куста, зацепившись катушкой за ветви.
Я выбрал снасть, действовал почти наугад.
Оба крючка были пусты.
Я быстро насадил на каждый по пучку червей (а у меня их полная банка, заранее накопал) и – вот не поверите – в этой темноте наугад практически повторил свой первый заброс – туда, где кончается перекат и начинается тихая вода.
Я это не столько увидел, сколько почувствовал.
Дальше – ждать.
Как тут не закуришь… Достаю папиросу, спички, чиркаю и – не успеваю прикурить. Удилище резко сгибается, звякает бубенчик на конце, я хватаю удилище и – дёргаю.
Подсекаю.
Дальше – что-то непонятное, чего раньше не было.
Представьте себе. Ночь. Берег реки. Комариный густой звон. Вы держите удилище, леска натянута до предела и немножко вибрирует, от напора неравномерного водяных струй и от натяжения.
И – абсолютная глухая тишина. И – ни движения.
Вот сколько вы выдержите в такой ситуации?
Когда положение стало нестерпимым, я с силой потянул на себя, во всей системе «я – снасть – что-то там, на другом конце» (рыболовный стандарт) что-то скрипнуло, подалось, и я увидел, как это «что-то» на другом конце снасти стремительно двинулось сначала к одному берегу омута, там несколько раз дёрнуло (снасть всё передавала, руки чётко воспринимали), потом к другому, противоположному берегу – как бы по дуге окружности, радиусом которой являлась натянутая до предела леска.