Битком набитый зал – половина из органов, другая из партноменклатуры – замирает и, кажется, перестаёт дышать.

А она целует старческую руку, плачет и говорит быстро-быстро, переводчик едва успевает.

Ещё в войну она прочитала рассказ Паустовского «Телеграмма» и почувствовала, что обязана поцеловать руку, написавшую этот рассказ.

За этим и приехала.

(А вы – что, подумали, что на вас, мудаков, любоваться? Это была Марлен Дитрих, звезда мирового уровня.)


Ну вот, всё нужное – обозначено.

Теперь собственно опыт личный.

(Собственно, я об этом и собирался…)

Это занятие – рыбная ловля – была моей страстью первые тридцать три года моей жизни.

Первые опыты.

Речка, скорее даже ручей – с прозрачной холодной водой, в жаркую пору сильно мелеющий, но не пересыхающий, всё время подпитка родниковая.

Название смешное – Друченка.

Три вида рыб: горькушка (прообраз голавля), лежбак (прообраз налима) и бабка-ёбка (прообраз бычка, рыбы морской, большая плоская голова с хвостиком).

Всё размером не больше ладони.

Снасти. За леску – белая суровая нитка, за поплавок – кусок сосновой коры, за грузила – свинцовая дробинка (легко режется ножом), удилище – ивовый прут.

Остаётся крючок, и это – особая тема.

Раз в неделю приезжал на телеге старьёвщик. Скупал разное барахло и продавал кое-что по мелочи. Ну и рыболовные крючки, конечно.

Когда он приезжал, мы начинали судорожно соображать, какое старое барахло можно ему продать (своих денег у нас не было), и – приобретали крючки.

Можно было даже и леску прозрачную приобрести, но это уже стоило других денег.


И каждый день, пока не наступала грибная пора, мы пропадали на этой Друченке.

Как-то папа мне сказал, что гулял по лесу, вышел к речке, а там компания мальчиков, жгут костёр и страшно ругаются матом.

Я, случайно, не знаю, что это за мальчики такие?

Да, ругаться матом – это тоже была страсть.


В Гатчине есть большой пруд, и великие князья (точнее – их жёны и дети) приручали карпов. Кормили и звонили в колокольчик.

И когда звенел колокольчик, карпы понимали и приплывали к берегу, к людям. Они позволяли даже гладить себя. Детям очень нравилось.

Но времена, как известно, меняются.

И нравы меняются, и люди меняются.

После революции к пруду пришли другие люди.

Голодные рыбы устремились к привычному месту кормления и встретились там с голодными людьми.

Что было дальше – уточнять не будем, полагаю, это и так понятно.

Времена наступили суровые.


Вот кто тут прав?

Изнеженные барышни и юноши, звонившие в колокольчик, или бородатые изголодавшиеся солдаты с винтовками?


Отвлеклись.

Я собирался говорить о рыбной ловле (занятие весьма распространённое среди творческой интеллигенции: Паустовский был заядлый рыбак, Аркадий Гайдар, до них – Аксаков, из нынешних – Ширвиндт).

За время моего увлечения рыбалкой случалось многое, но здесь я расскажу всего лишь об одном эпизоде, в чём-то очень показательном.

В нём как будто бы отобразилась вся моя жизнь.

Дело было в новгородской области, на реке Мсте.

Приехал я туда к вечеру (на велосипеде, километров двадцать по хорошей асфальтовой дороге до самого Топорка), по берегу дошёл до места, где быстрина с перекатами вливается в широкий омут (я это место заранее присмотрел).

Набрал в чайник воды (мутноватая, ещё сказывается поганство целлюлозно-бумажного комбината, убившего реку Перетну, которая впадает в Мсту выше по течению). Чайник?

Да, я всё возил с собой в рюкзаке. Рыболовные снасти привязаны к раме велосипеда, а в рюкзаке провиант, небольшой алюминиевый чайник, небольшой бензиновый примус, очень удобный, рекомендую (можно даже без бензина, на таблетках сухого спирта).